Пасюк осторожно приближается.
— Готов подохнуть?! — вопит он. А дыхание тяжёлое, с присвистом. Нелегко прыгать, с твоим-то весом? Но ты поскачи напоследок, больше не придётся. Я опускаю левую руку в карман, шершавая рукоятка пистолета, который я в суете так и не вернул Клыкову, удобно ложится в ладонь. Я снимаю оружие с предохранителя…
Накатила волна дурноты, надо, пока есть силы, заканчивать! Значит, так — отныне я сам буду сочинять правила игры. Сегодня они такие — придётся тебе, Пасюков, умереть. Это не обсуждается! Давай, подходи ближе. Я не очень хороший стрелок, но с трёх шагов не промажу.
Пасюк почуял. Он замер, взгляд сделался стеклянным, как у лягушки, приготовившейся запрыгнуть в пасть ужа. Стой на месте, и не дёргайся, мне так проще!
Нож теперь мешает, и я швыряю его в застывшее лицо противника, в широко распахнутые от нахлынувшего предчувствия, глаза.
Я не старался специально, не такой уж я умелец. Думал оглушить, пусть ошарашенный барачник хоть на секунду замрёт — большего не надо. Потом я достану пистолет, и… Видно, Богу, несмотря на моё безверие, я не совсем безразличен, или вернулась моя птица удачи, снова клюёт из ладошки. Нож попал в левый глаз, когда-то стрела от самострела так же поразила чужачку. Сюжет опять повторился. Пусть, я не стану из-за этого капризничать…
Пасюк вскинул руки к лицу, мёртвое тело повалилось в лужу, напоследок забрызгав меня грязью. Пистолет не пригодился, и хорошо. Пока над Посёлком висит тишина, пока люди готовы слушать, надо бы сказать что-то запоминающееся, поставить жирную, красивую финальную точку. Но сил хватает лишь на кривую ухмылку, а в голове — пустота.
— Поединок закончен. Всё было честно, — с нажимом на слове «честно», возвестил Степан. — Не толпимся, граждане. Расходимся.
А люди не спешат расходиться; они медленно осознают очередной выверт до недавнего времени монотонной поселковой жизни. Всё будет хорошо, захотелось подбодрить их, но я не сказал — не поверят! Я склонился над мёртвым врагом — никаких эмоций, быть может, если сильно вслушиваться, услышишь лёгкое удовлетворение: дело сделано, проблема решена, можно будет отдохнуть. Значит, и к убийству появилась привычка.
Сначала я хотел расстегнуть ватник на груди Пасюка, но, решив не тратить время и силы, рванул посильнее, так, что пуговицы брызнули в разные стороны.
— Гляди-ка, Степан, что у него, — нарочито громко, чтобы все услышали, сказал я, и достал одну металлическую пластину, потом вторую. Пасюк, и впрямь, хорошо подготовился к схватке.
— А что ты ждал от этой мрази? — так же громко, больше для других, чем для меня, ответил Степан.
Обняв за плечи, он повёл меня сквозь толпу к броневику, там ждали друзья-товарищи. Я бездумно переставлял ноги, а кум вполголоса, но очень зло, читал нотацию:
— Надо бы морду тебе за такие штучки набить! А если бы промахнулся? Да Пасюк тебя на полоски бы искромсал!
Пальцы Белова стальными крючьями впились в моё плечо.
— Не промахнулся же, — я передёрнулся, в надежде освободиться от цепкой хватки.
— Повезло. Дураков удача любит.
— А пистолет на что? — сказал я. — «Макаров» против металлических пластин. Честно, правда?
— Какой «макаров»? — удивился кум. Его пальцы разжались, и я наконец-то выскользнул из объятий.
— Который мне дал Клыков, — я сунул руку в карман, чтобы достать оружие.
— Не вынимай, — зашипел Степан. — И не вздумай никому рассказывать об этом, понял?
Я, будто обжегшись, выдернул руку из кармана. Степан покачал головой.
— А ты повзрослел, — тихо сказал он. — Очень быстро повзрослел. Оно и хорошо: нет времени учить тебя уму-разуму. Ладно, если так — командуй. Есть мнение, что пока ты и будешь за Хозяина.
«Ещё Терентьева не похоронили, а они уже назначают, кто будет вместо него!» — подумал я без всякого удивления; кажется, я потерял способность удивляться; любое чудо, я воспринял бы сейчас, как должное.
— Нет, — сказал я.
— Почему? — спросил Степан.
— Не хочу. Какой из меня Хозяин? Лучше ты. Вы с ним столько лет…
— Серёга, Серёга… — грустно сказал Степан, — эх, Терентьич… не вовремя он. Я, как узнал… ладно. Мне никак нельзя, потому что я злой. А ещё злопамятный. Дай волю, всем придётся несладко. Терентьев это понимал… то есть, я бы попробовал, только я ему обещал, если что, никогда…
— Значит Клыков, или Захар…
— Они солдаты, им тоже хватит работы, — сказал Степан. — Всем нам нужно время, чтобы навести здесь порядок. Возможно, после этого, кто-то из них… но какое-то, скорее всего, недолгое время — ты. И не ломайся. Мы все варианты перебрали, ничего лучше не придумывается. В общем, так: мы не предлагаем, мы приказываем….