Виктор налил Степану чай, тот кончиками пальцев отодвинул кружку в сторону и поинтересовался:
— Как настроение?
— Как обычно, Стёп, — отчеканил Захар. — Бодрое.
— Хорошо, что бодрое, — похвалил кум. — Арестанты как? Не психуют?
Захар посмотрел сначала на меня, а потом на вернувшегося из подвала Рената.
— Тихие сидят, — доложил Ренат, — словно мышки. Проблем не будет.
— Кабы точно знать! Жить-то всем охота. Им, стало быть, тоже помирать не хочется. Начнут дёргаться — так и вы не церемоньтесь! Главное, чтобы всё прошло гладко. Значит, поступим так. Захар, ты со своими орлами поведёшь гавриков на площадь. А со мной сегодня… — Степан посмотрел, словно взвесил, измерил, а потом ткнул пальцем в меня. — Вот Олег сегодня мне поможет.
— Олег? — переспросил Захар. — Почему Олег?
— Потому что я так хочу, — Степан криво ухмыльнулся, тускло блеснули металлические зубы. — Ты говорил, что доверяешь ему, как себе! Или засомневался?
Захар пожал плечами, мол, ты начальник, тебе виднее.
Тогда и царапнуло беспокойство — пока едва заметно. Сразу вспомнились дурные приметы: сперва банши, потом ящерка шестиногая. Стало ясно — хорошего ждать не стоит, день рождения насмарку. Арестантов отконвоировать — одно, а самому их жизни лишить — совсем другое. Так мы не договаривались! Хоть бы предупредили заранее, что ли! Без меня за меня решили, а спорить… с кем спорить, с кумом? Нет уж!
— Вот и славно, — одобрил молчаливое согласие Степан. — Давайте, значит, за то, чтобы без проблем.
Витька, словно ждал команду, тут же притащил бутыль шнапса. Прозрачный, очищенный, на дубовой коре настоянный; не самогон — чудо. Мы сдвинули кружки. Ну, по маленькой, чтобы, значит, всё прошло нормально. А потом неплохо бы покурить. Махру завернули в бумагу — пожелтевший, пахнущий пылью и чем-то горьким и едва уловимым, обрывок той ещё, настоящей газеты. Степан расщедрился, своих запасов не пожалел. Прежняя бумага не похожа на сделанную в Посёлке. Наша грубая, толстая, и с маленькими щепочками внутри. Писать на такой ещё как-то можно, а самосад лучше в сухие листья заворачивать, если трубка не нравится.
Выпивка немного расслабила, у кума лицо разгладилось, и взгляд перестал колоться. Хорошо сидеть в тёплой кухне, однако, и работать надо. Ребята двинулись к выходу. Я тоже дёрнулся, но Степан придержал: сиди, мол — ещё успеешь. А потом, когда мы остались с глазу на глаз, спросил:
— Не боишься? Без привычки человека трудно порешить.
Равнодушно поинтересовался, спокойно. И ободряюще так, будто волк зайцу, улыбнулся, а взгляд, нацеленный мне в переносицу, вновь сделался острым.
— Случалось, убивал, — ответил я небрежно, хотя, если честно, кисло на душе стало.
— Ты чужака, что ли, вспомнил? — спросил Степан, не пытаясь скрыть ехидство.
— И что же, что чужак, — пробурчал я. — Чужак, он тоже человек.
— Ну-ну, — хмыкнул Степан, — вот и посмотрим.
Он достал из-за пазухи фляжку, и снова налил: мне куда больше, чем в первый раз, а себе на донышко. У кума особенное пойло, крепкое, полынью и разными душистыми травками пахнет. Не часто мы его пробовали, да не очень и надо — к такой выпивке привычка нужна. Но сейчас всё равно, лишь бы успокоиться. Ладони вспотели, мурашки по спине. Ещё ничего не случилось, а я весь извёлся. Скорее бы закончить, что ли!
— Пей уже. Что, как девка, воображаешь?
Тут я заметил, что кружку в руке держу, а мысли где попало шляются. Не то, чтобы я против выпивки, у нас, если не пить, можно свихнуться. Запросто! Навидался бедолаг: скачут по улице, слюни пускают. Этим дорога в лес, потому что медицина бессильна. Сыча, для примера, возьми… ладно, не в нём дело!
Я проглотил горькое пойло, льдинка внутри тут же растаяла, вместо неё разгорелся пожар. Незаметно переведя дух, я сунул в рот кусочек сала. Желудок с изрядной дозы узлом завязался, а обратно так и не развязался. В ушах зазвенело, будто приставучий комар над головой повис.
Пора! Надел я сто раз штопанную-перештопанную, до белизны застиранную куртку. Красную повязку на рукав, чтобы видели — человек на службе. Личный «макаров», до мельчайшей царапинки знакомый, до последней заусеницы родной — в кобуру. Четыре патрона в обойме: каждый на вес золота, если хоть одного не досчитаюсь — голову открутят!