Я был преисполнен чувством громадной гордости, что мне, корреспонденту «Правды», предстояло продолжить рассказ других представителей советской прессы о событиях огромной важности — об открытии первых крупных предприятий национальной непальской промышленности, оборудованных по последнему слову техники, — сахарного завода в Биргандже и сигаретной фабрики в Джанакпуре. Оба. предприятия построены при экономическом сотрудничестве с СССР. И я присутствовал при торжественном моменте открытия. Там трудятся непальские рабочие, которыми руководят талантливые непальские инженеры и техники. Затем был построен еще и завод сельскохозяйственных орудий в том же Биргандже. Сейчас этот город — крупнейший промышленный центр Непала. Символом преодоления вековой отсталости стали превосходные автодороги Бмргандж — Джанакпур и общенациональная магистраль Восток — Запад. В стране закончилась эра бездорожья, тормозившая экономический прогресс страны, территория которой расчленена хребтами и долинами.
В то время, когда я приехал в Катманду, строительство гидроэлектростанции на реке Панаути было в самом разгаре. В своей книге И. П. Минаев так рассказывал об этой реке: «Мы поднимались с полчаса и затем стали опускаться к долине реки Панаути. Река не видна с вершины, но, как только начинаешь спускаться, шум быстро текущей реки явственно слышен»[2]. Все было, как и в тот день. Только когда я спускался к этой реке, то увидел не «ряд разбросанных глыб, ничем не скрепленных и легко, размываемых…», а панораму строительства непальской электростанции.
ГЭС Панаути уже давно успешно работает, обеспечивая промышленность и жителей Катманду электроэнергией. Ола заставила реку Панаути служить на пользу развивающемуся Непалу. Это прообраз будущих энергетических богатырей, которые заставят служить мощные гималайские реки непальскому народу. А гидроэнергетические ресурсы страны, лежащей в центральной части Гималайского хребта, очень велики.
Конечно, о том месяце, который я провел в Катманду, можно бы рассказать подробнее, но о Непале уже немало написано, да и времени, чтобы поближе познакомиться с этой страной, у меня не оставалось — пришлось спешить на Шри-Ланку, где должны были состояться парламентские выборы и мне: следовало написать об этом репортаж в газету. Недели через три из Мадраса я вылетел в Коломбо.
В Мадрасе было тепло, но в Коломбо я почувствовал себя словно, в оранжерее. Термометр показывал, на шесть градусов выше. В Коломбо я остановился в гостинице «Голл Фейс Отель», в том самом, в котором когда-то останавливался Иван Павлович Минаев во время своего путешествия на Цейлон (Шри-Ланку). Конечно, гостиница старомодна, но само ее местоположение привлекательно. — перед ней лежит громадная площадь, чуть ли не до самого форта, вокруг которого и вырастал. Коломбо. Это, в сущности, не площадь, а. кусок океанского берега, место прогулок и развлечений. От самой гостиницы веяло стариной, даже портье, с белым крахмальным высоким воротничком и черным галстуком, казался пришельцем из прошлого века. Сверяясь с заказами, он ловко раскрыл громадную книгу для регистрации и попросил внести необходимые данные. После этого он вручил мне увесистый ключ и приказал слуге проводить меня на третий этаж в мой номер.
Обстановка номера была старомодной. Окна выходили на застекленную крышу ресторана. Несколько фрамуг на крыше были постоянно открыты. Мне предстояло провести здесь немало дней, следовало вникнуть в ситуацию, разобраться в том, что происходило в стране, совсем недавно пережившей трагедию, — заговорщиками был предательски убит премьер-министр Цейлона Соломон Бандаранаике. Я спустился в холл, нашел газетный киоск и купил свежие газеты — и местные, и английские. Но в потоке обрушившейся на меня информации я, к сожалению, нашел совсем мало материала, способного прояснить ситуацию.
Познакомившись с газетами, решил прогуляться по городу и обменять аккредитивы (чеки) на деньги. Шагая по улицам Коломбо, я про себя отмечал, что во многом он отличается от индийских городов, и тут наткнулся на громадный валун, покрытый мхом. Сквозь неровную зелень мха просматривался полустершийся от времени герб португальских королей. Они мечтали царствовать на земле Шри-Ланки вечно, и их слуги решили, что валун может служить олицетворением вечности. Но у времени, свои законы.
Шри-Ланка 1965 г. хорошо помнила шаги, предпринятые Соломоном Бандаранаике в деле демократизации страны, упрочения национальной экономики, ослабления зависимости от иностранных чайных монополий, привнесения некоторых социалистических начал. После его трагической гибели правительство возглавила его вдова Сиримаво Бандаранаике, продолжившая тот же курс, но могущественные противники этой политики резко активизировали свою деятельность и, в сущности, спровоцировали необходимость ускоренного проведения парламентских выборов.
Я обменял свои чеки в местном отделении лондонского банка: «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». При этом я и не подозревал, что через несколько дней доведется познакомиться с его деятельностью поближе. Среди ежедневных газет я обнаружил лондонскую «Таймс», отпечатанную на превосходной рисовой бумаге — она в несколько раз легче, чем обычная, — специальное издание для пересылки по воздуху. Среди разнообразной информации и обильной рекламы меня особенно привлек годовой отчет банка «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». Пространный документ занимал несколько полос газеты, отличающейся весьма компактным набором. Банк, один из крупнейших в Англии, занимался, среди прочих своих дел, еще и финансированием чайных монополий на острове, и к тому же откровенно (я бы сказал — цинично) вмешивался в политику стран, где сколько-нибудь значительно представлены их интересы.
Особое внимание в документе уделялось, например, положению на Шри-Ланке. Деятельность правительства Сиримаво Бандаранаике, возглавлявшей «Шри-Ланка фридом парти», направленная на национализацию транспорта и нефтяных монополий, находившихся в руках иностранного, главным образом британского капитала, и начавшаяся дебатами о национализации чайных и каучуковых компаний, вызывала раздражение хозяев банка. В прессе монополий не только излагалась жесткая политическая программа, которая ожидалась от нового правительства (в него входили, разумеется, противостоящие тогдашнему кабинету силы), но и предложен — поименно! — конкретный его состав.
Это были дни, когда решался вопрос об отсрочке выборов, поскольку тогдашняя оппозиция нуждалась еще в двух неделях для завершения ряда предвыборных мероприятий. Оппозиция вела непрерывную атаку на правительственную коалицию демократических партий с тем, чтобы не дать ей эффективно использовать такое мощное средство информации, как радио. И, как ни парадоксально, правительство, не желая «нарушать» демократию, отказалось использовать радио в предвыборной кампании, отдав его в сущности в полное распоряжение оппозиции.
Когда уже было объявлено об отсрочке, «Файнэншл тайме», издаваемая на Шри-Ланке, опубликовала ряд материалов, выглядевших как развитие «идей» отчета «Нэйшнл энд Гриндлейз Бэнк». В каждой строке утверждалось, что именно ее хозяева, т. е. банки и частные монополии, и есть подлинные творцы и хозяева жизни, и именно «они создают национальное богатство»[3]. Газета уверенно писала о грядущей победе Объединенной Национальной партии, располагавшей и солидными средствами, и хорошо отлаженной организацией. Партии правительственной коалиции противопоставляли этому самоотверженные усилия отдельных кандидатов — с ними было трудно встретиться, но когда встречи все-таки случались, они не без горечи признавали, что если коалиция и одержит победу, то лишь с небольшим перевесом.
За последние дни корреспондентский корпус значительно вырос, и холл гостиницы по вечерам превращался в своеобразный клуб журналистов — «Франс Пресс», «Дейли мейл», «Майнити», «Ассошиэйтед Пресс» и многие другие. Кое-кто из них приехал с совершенно определенной точкой зрения — Объединенная Национальная Партия победит, ибо по-другому и быть не может. Контакты с коллегами полезны во всех смыслах — иной раз узнаешь удивительные, подробности, детали, и нюансы.