— Начнем работать.
И работа закипела. Собственно, с этого началось осознание мною громадных художественных резервов родного языка, соотносимых с неисчерпаемыми ресурсами санскрита. Слово за словом, строка за строкой мы продвигались по тексту, решая одну задачу за другой. Едва ли не самой тяжкой было преодоление моей тогдашней тенденции к буквализму, к претензии на абсолютно окончательное значение моего перевода. Но оказывалось, что такой подход лишал стих индийского классика присущей ему идейной и художественной полноты.
Не то чтобы с отчаяния, а скорее с досады на очередном занятии у Федора Ипполитовича я заговорил с ним о моем переводе, о том, как идет работа с Михаилом Леонидовичем. Наставник терпеливо выслушал мои ламентации и сказал:
— Переводите не слова, а мысли и образы, которые, в конечном счете тоже мысли, но — художественные, эстетически осознающие бытие, все многогранное бытие человека. К тому же не забывайте, что боль человеческая — всегда боль, под любыми широтами и долготами.
…Прошли несколько недель напряженной работы, прежде чем Михаил Леонидович сообщил, что перевод можно отдавать в перепечатку. Затем он предупредил:
— Только вычитайте как следует. Особенно имена, а потом везите в редакцию журнала «Ленинград».
Следуя всем его советам и пройдясь вместе с ним по уже вычитанному тексту, я отправился в редакцию журнала. Долгие годы «Ленинград» служил своеобразной школой писателей, поэтов, критиков новых поколений. Александр Львович был тогда членом редакционной коллегии.
Довольно быстро, насколько помнится, — месяца через два, меня вызвали в редакцию для чтения корректуры. Казалось бы, что особенного в запахе типографской краски? Но когда ты впервые в жизни видишь «преданным тиснению», как об этом говаривали встарь, свое произведение, этот запах более драгоценен, чем любые благоухания. Радостное волнение не оставляло меня вплоть до самого выхода сдвоенного номера журнала, где и был помещен перевод первой песни эпической поэмы Калидасы «Потомки Рагху». По правде сказать, я испытываю подобное волнение и сейчас, тем более что ощущаю свою, хотя и малую, сопричастность к великому делу духовного взаимообогащения наших народов. Ведь с той поры на языках народов СССР опубликовано свыше 40 миллионов экземпляров книг более тысячи писателей и поэтов народов Индии.
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ДЕЛИЙСКОЙ ДЕКЛАРАЦИЕЙ
27 ноября 1986 г. в славной столице Республики Индии Дели, в Городе с многовековой историей был подписан документ, выражающий не только волю более чем миллиарда жителей двух стран — Республики Индии и Советского Союза, но и чаяния человечества. Это уникальный в истории международных отношений документ, являющийся Манифестом действенного гуманизма, возвещающий каждой своей буквой, всем своим духом единственно истинный путь в будущее. «Человечество достойно лучшей участи, чем быть заложником ядерного ужаса и отчаяния», — говорится в Делийской декларации.
Она не только результат переговоров между руководителями двух дружественных стран, она еще и итог их истории, огромного исторического опыта народов обеих стран. В очень давние времена сложилось в мифологии народов Индии, потрясенных междоусобными войнами, представление о пралае, космическом катаклизме, в огне которого сгорает мир, оскверненный социальной несправедливостью. Когда наступает пралая, на небе вспыхивают двенадцать солнц, они закрываются тучами, мечущими огонь, сжигающий все живое, иссушающий водоемы, обращающий землю в первозданный хаос. Her, это не цитата из описания первых ядерных взрывов над Хиросимой и Нагасаки, а прозрение древними индийцами того будущего, которое неизбежно для мира, раздираемого социальной несправедливостью.
И именно поэтому в Делийской декларации два великих народа взывают к разуму и совести человечества, предлагая принципы построения свободного от ядерного оружия ненасильственного мира. В них звучит уверенность в торжестве разума.
На пресс-конференции М. С. Горбачева и Р. Ганди 28 ноября 1986 г. М. С. Горбачев говорил: «Здесь, в Индии, я и мои товарищи не могли не ощутить, насколько близки и созвучны духовные устремления наших народов. Наши страны — страны нелегкой исторической судьбы. Много горьких страниц было и в истории Индии, и в истории нашей страны. Может быть, поэтому так сильны в советском и индийском народах отзывчивость к чужой боли, стремление к справедливости, воля к миру и свободе».
Ведь еще в ведах прозвучали замечательные слова «вишвам экас кутумбакам» — «мир — одна семья». Памятники духовной жизни народов Индии донесли до нас и идеи, хотя и высказанные много веков назад, но актуальные и сегодня, и на грядущие времена. «Только такая победа может считаться настоящей, при которой все в равной мере являются победителями и никто не терпит поражения» — это слова Будды. Они были приведены Дж. Неру в его речи на митинге в Кремле в 1961 г. и произнесены М. С. Горбачевым на встрече с парламентариями Индии 27 ноября 1986 г.
А суждение Каутильи, гениального ученого, автора замечательного политико-экономического трактата древней Индии «Артхашастры», о том, что «мир и труд — основа благосостояния государства»?
А гневное осуждение всех, кто ввергает народы и страны в губительные войны, прозвучавшее в VII в. из уст великого лирика Бхартрихари:
Мечта о социальной справедливости звучала уже в ведах, но, быть может, первым на индийской земле сформулировавшим ее не на мифологическом уровне, а на вполне земном был поэт и мыслитель VIII в. н. э. Пушпаданта, говоривший об обществе, где все равны и где все равно трудятся. Многообразны воплощения этих мечтаний, часто находивших выражение в религиозном облачении, но и при этом оставаясь «вздохом угнетенной твари, сердцем бессердечного мира»[30].
Эта мечта непременно сопровождалась и грезами о мире без войны. Назовем лишь нескольких из великих индийцев, поэтов и мыслителей, выражавших эту надежду, — Тируваллувар и Басава, Кабир и Нанак, Гуру Говинд и Праннатх. Последний, бывший свидетелем и кровопролитных войн, и религиозных преследований, обратился к Великому Моголу Аурангзебу с призывом установить такой порядок в государстве, который исключил бы и то, и другое. Куда там! Аурангзеб не удостоил его даже ответом.
Среди этих имен надо упомянуть и величественную фигуру Рабиндраната Тагора, гениального поэта. В самый разгар империалистического неистовства, провожая XIX в., он писал:
А когда разразилась первая мировая война, из его сердца, потрясенного трагедией десятков миллионов, ввергнутых в зверскую бойню, вырвались, как стон, стихи:
Лучом надежды сверкнули для него Великий Октябрь и революционные преобразования в России. И его приезд в Москву в 1930 г., и участие во всемирном антивоенном движении укрепили поэта в надеждах, что будущее мира связано с социалистической цивилизацией.
Воедино сливались в общем порыве к лучшему будущему усилия обоих народов, и могучий порыв индийского народа к национальному освобождению, и социалистические свершения советского народа. Силы империализма и фашизма продолжали вершить свои черные дела, подтверждая истинность изречения древних индийцев:
30