К часу дня улицы города были заняты войсками. Знамена, точно крылья больших птиц, полощатся в морозном, насыщенном звуками революционных песен и маршей воздухе. Все направляются в манеж и там застывают рядами в стройных колоннах.
В манеже совершенно не было женщин. А около манежа их толпилось довольно много.
— Солдаты и матросы их не пускают,— ответил на наш вопрос председатель Совета.
— Почему?
— Дочь генерала, коменданта крепости, который был поднят на штыки, стреляла в демонстрантов на Якорной площади.
— Хорошо, дочь генерала стреляла, а причем тут женщины-работницы?
— Пустить их все же не могу.
— Тогда разрешите мне поговорить с людьми,— сказал я и, не ожидая ответа, забрался на трибуну.
— Товарищи! Около дверей стоит много женщин. Их не пускают на митинг только потому, что дочь генерала стреляла в вас. А я спрошу: если бы стреляла не дочь, а сын генерала, лишили бы вы себя права собираться и решать вопросы новой жизни?
— Нет!
— Так почему же вы их не пускаете?
— Пустить! — раздаются голоса в одной стороне.
— Не надо! — кричат с другой.— Не бабьего ума это дело.
Но пока шел этот спор, женщины отстранили от дверей часовых и шумным потоком влились в манеж. Председатель открыл собрание. Один за другим выступили мы перед замершей в напряженном внимании людской массой. В разных вариантах мы передали одну и ту же мысль: революция не закончена. Для трудового народа она только начинается. Надо кончать войну. Забрать у буржуазии банки, фабрики, заводы, у помещиков — землю, а это можно сделать только тогда, когда рабочие и крестьяне возьмут власть в свои мозолистые руки. Все это нашло живой отклик в сердцах собравшихся. Тысячи рук поднялись за наши предложения Оркестры залили манеж звуками Интернационала.
С митинга нас провожали тепло, дружески. В казарме нас ждал врач. Он сообщил, что у нашего товарища легкое помешательство на почве нервного переутомления. Нужен уход, покой. Решили оставить его в госпитале. Через месяц он вернулся в Петроград совершенно здоровым. Мы собирались к отъезду. Но в это время в Кронштадт прибыл представитель Петроградского Совета меньшевик Бройдо, и мы решили задержаться. На следующий день Бройдо выступил на расширенном пленуме Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов Кронштадта. Он говорил о том, что у Петроградского Совета нет разногласий с Временным правительством, что они работают как одно целое и так будут работать впредь, что это единство — символ единства всего народа.
О том же говорил комендант крепости Пепеляев. В доказательство своего единства они всенародно обнялись и расцеловались.
— Иуды,— злобно прошептал около меня матрос и сердито сплюнул.
Нам во что бы то ни стало нужно было разрушить иллюзию «единства» трудящихся с эксплуататорами, и мы один за другим подали записки в президиум, прося слова. Нам дали слово, но ограничили пятью минутами каждого. В ответ на это мы выставили одного от всех нас, передав ему предоставленное нам время для выступления. Это взбесило Бройдо и Пепеляева, но возражать они не осмелились.
В начале выступления нашего представителя с мест раздались отдельные возгласы, протесты, реплики, но они тонули в гуле одобрений. И мало-помалу в аудитории воцарилась тишина. Нашего оратора внимательно слушали.
Резолюция, предложенная Бройдо и принятая за основу, после поправок, внесенных членами Совета и нами, утратила меныиевистско-соглашательский дух. Вечером мы участвовали в похоронах жертв революции. От орудийных выстрелов дрожала под ногами земля. Неслись грустные звуки похоронного марша. Медленно в братскую могилу опускали красные гробы павших в борьбе за свободу.
В тот же день мы покинули Кронштадт. По приезде в Петроград мы доложили райкому партии о положении в Кронштадте. Он информировал Центральный Комитет, и в Кронштадт была направлена группа большевиков. Мы же с большим подъемом взялись за неотложные дела в своем районе.
Делегация рабочих на фронте
Исходя из решений ЦК и ПК от 8 марта 1917 г. о посылке рабочих делегаций с подарками на фронт, Выборгский районный Совет развернул большую кампанию среди рабочих по сбору средств и выборам делегатов. Рабочие отнеслись к этому с большим одобрением. На заводе «Людвиг Нобель» на общем собрании рабочих были избраны делегаты на фронт в составе трех человек, среди них был и я. Но эта тройка не была утверждена военной комиссией Государственной думы и исполнительным комитетом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, и нам было отказано в визе на право выезда с подарками на фронт. Отказ мотивировался также и тем, что делегация по своему составу однопартийная — эсе большевики.