Хозяин улыбнулся и спокойно сказал:
— А я не жалуюсь, хотя и беспартийный.
— Как же, за ними идешь,— злобно бросил в ответ меньшевик.
— Иду, потому что дорога их правая. Хочу, чтобы моим жене и детям лучше жилось, а насчет твоей жалости ко мне и к моим детям, так ее я слышал и от фабриканта, и от полицейского.
На этом вспышка спора временно прекратилась. Но когда вечером пришел Николай, спор загорелся с новой силой.
— Ортодоксы! — кричал меньшевик,— не хотите уходить из подполья, ну и сидите там, но зачем же в легальные организации лезете?
— А затем, чтобы вас оттуда вышибить,— ответил Николай,— и рабочих подготовить к решительной схватке с царизмом и буржуазией.
Меньшевик долго не мог успокоиться, но мы с ним в спор больше не ввязывались. Нужно было потолковать, как и куда устроить меня на работу. Перебрали почти все металлообрабатывающие заводы, остановились на «Новом Лесснере». Там было три литейных: по меди, чугуну и стали. На этот завод желательно было устроиться еще и потому, что партийная организация там была ослаблена последними арестами. Уходя, Николай сказал:
— Завтра перетаскивай сюда свои вещи с вокзала, а я переговорю с товарищами, вечером приду и скажу о результатах, думаю, будут хорошие.
Я был доволен первым днем жизни в Питере. Вечером на другой день пришел Николай с радостной вестью. Все устроилось хорошо. Надо идти оформляться на работу формовщиком в сталелитейную, на завод «Новый Лесснер».
Так началась моя жизнь в Петербурге.
Рабочие завода «Новый Лесснер» в 1913 г. стойко выдержали 102-дневную забастовку. Эту забастовку, которой руководила наша партия, поддержали рабочие других заводов России. Причины возникновения забастовки и ее ход изо дня в день освещала газета «Правда».
Непосредственной причиной забастовки послужила трагическая смерть токаря этого завода Стронгина, которого мастер обвинил в краже куска меди и пригрозил выгнать за ворота с отметкой, что «уволен с завода за воровство». Рабочий не выдержал оскорбления и повесился. Утром рабочие нашли его труп. В кармане была записка:
«Товарищи, не знаю, писать ли вам. Напишу... Мастер обвинил меня в воровстве. И вот, прежде чем покончить расчеты с жизнью, говорю вам, товарищи: я невиновен. Об этом говорит моя совесть, мое сердце, моя рабочая честность, но доказать этого я не могу. Уйти же с завода с клеймом вора, поставленным мне мастером, я не в силах. И вот я решил покончить с собой. Прощайте, дорогие товарищи, и помните — я невиновен.
Письмо было напечатано в газете «Правда». Я на всю жизнь запомнил это скорбное письмо, в строках которого отразился весь ужас бесправия рабочего класса в царской России.
Рабочие потребовали увольнения мастера. Правление завода отказало. Тогда была объявлена забастовка. Похороны Стронгина вылились в мощную демонстрацию солидарности рабочих, протеста против жестокого гнета и бесправия. В похоронах участвовали многие тысячи рабочих не только Выборгского, но и других районов Питера...
Прошло две недели, как я начал работать в сталелитейном цехе завода «Новый Лесснер». Мне удалось быстро сблизиться с рабочими. Этому помогло мое знание профессии. Стальное литье мне хорошо было знакомо, и я старался не ударить в грязь лицом перед товарищами.
Рабочие, видя, что я более успешно, чем многие, справляюсь со своим делом, стали подходить ко мне во время работы и особенно в обеденный перерыв за помощью и советом. Быстро завязывались знакомства, и это создавало основу для партийной работы. Вскоре рабочие избрали меня членом правления страховой кассы от заводов. Через эту кассу большевики имели возможность укреплять свои связи с рабочими и вести среди них политико-просветительную работу.
События развертывались с необычайной быстротой. Большевики пользовались все большим влиянием и авторитетом среди рабочих. Меньшевики же теряли в рабочем движении одну позицию за другой и приходили в бешенство от успехов большевиков. Позиция меньшевиков находила полную поддержку у эсеров.
Меньшевики распространяли злостную клевету на большевиков, затевали склоки, пускали в ход самую гнусную демагогию, пытаясь опорочить нас в глазах рабочих масс. Но это только подчеркивало шаткость их позиций. Мы, большевики, как правило, ставили своих политических противников на суд рабочих и неизменно получали поддержку. Меньшевики же, а с ними и эсеры все больше и больше теряли свое влияние. Я целиком был захвачен остротой этой непримиримой политической борьбы.
Но вот однажды в рабочий клуб в момент самой острой дискуссии большевиков с меньшевиками о путях развития революционного движения рабочих неожиданно нагрянула полиция. Все входы и выходы были забиты полицейскими. Их стянули сюда с нескольких полицейских участков.