Теймур выбежал во двор.
- Мама!
- Вернулся! Пришел! А я и не верила, дождусь ли!... - всхлипывала старая Джаваир. Это было непохоже на нее - обычно и печаль, и радость она таила глубоко в сердце, выражая их сдержанно и немногословно... Теймур слегка отстранил мать.
- Ты нисколько не изменилась, мама!
- А ты ростом выше стал, в плечах раздался.
И вдруг спохватилась:
- Почему ты обнимаешь меня одной рукой, сынок?
Теймур, улыбаясь, глянул в поблекшее лицо матери, поправил седую прядку, выбившуюся у нее из-под косынки.
- Давай договоримся, мать, как мужчина с мужчиной. На моей голове не убавилось ни одного волоска. Правую руку я слегка вывихнул. Если ты из-за этой пустяковины станешь расстраиваться - я не рад буду, что приехал...
Джаваир сквозь слезы смотрела на сына. Дрожашей рукой она поглаживала шершавые от гипса бинты.
- Не бойся, мама, вот видишь, действует. - Теймур пошевелил пальцами.
- А разве на вывихнутые руки кладут гипс?
- Да у врачей ведь ничего не разберешь! Одни говорят так, другие наоборот. Сказали, локоть сместился, я говорю: осторожность - украшение храбреца. Наложите гипс, если нужно...
Джаваир спрятала голову на груди у сына.
- Ну, мать, так не пойдет, мы же договорилась...
Вдруг Джаваир отпрянула от него.
- Пусть сам бог покарает их! Проклятые... изверги!
"Да, хорошо, что мать, идя за хлебом, не прошла по тупику, где я лежал пластом!" - подумал Теймур,
Они вошли в дом. Джаваир после первой вспышка радости почему-то больше не подходила к сыну. Она будто боялась, что стоит ей приблизиться к нему и окажется, все только что происшедшее - сон. Наконец, она решилась поцеловать его в лоб, в щеки, и ушла хлопотать во двор. То и дело оттуда доносилось: "сыночек мой, мальчик мой, кровинка моя".
К вечеру состояние Теймура неожиданно ухудшилось, у него началась рвота, он потерял сознание. Сеймур сбегал к телефону-автомату, вызвал "скорую помощь". Врач, осмотрев Теймура, вышел в переднюю, где его ждал растерянный Сеймур.
- У больного сотрясение мозга, - не дожидаясь расспросов, хмуро сказал врач. - Должен предупредить: состояние тяжелое. Надо вылежать минимум пять-шесть месяцев.
Джаваир не согласилась отдать сына в госпиталь. Бедная мать, забыв о собственном недуге, испуганной птицей кружилась над больным сыном.
II
Теймур метался, бредил.
Вот отец взял его за руку. - Пойдем, сынок, в баню, сегодня "мужской день".
Квартальную баню прибрал к рукам неудачливый "потомок пророка" Гаджи Сеид Кязим. Баня была ветхая, стены в трещинах, крыша, покрытая неровными слоями кира, поросла мхом и травой. Когда над низкими грязно-желтыми дверями вывешивался зеленый флаг, вся округа знала: сегодня - "женский день". А белый флаг над дверями означал, что баня на сегодня принадлежит мужчинам. Гаджи Сеид Кязим гордился своей выдумкой и повел дело так, что было непонятно, кому принадлежит банька - ему или государству. Но через несколько лет на углу Советской и Первомайской построили большую, красивую баню. Померкло заведение Гаджи Сеид Кязима, изменило ему счастье.
А потом вдруг Теймуру во всех подробностях привиделась их давняя встреча с Шамси.
Теймур, возвращался домой с тренировки. Внезапно над одним из заборов появился Шамси, держа в зубах набитую чем-то кепку. Он схватился за верхнюю ветку тута, свисавшую на улицу, и хотел уже спрыгнуть, но зацепился рубашкой за сук. Сорванец потерял равновесие, и Теймур оказался невольным свидетелем неприятного зрелища. Жучок колючей проволоки, впившись в левую щёку Шамси, разодрал ее до кости. Из рассеченной щеки хлынула кровь, кепка упала, и по асфальту раскатились зеленые шарики неспелой алычи. Шамси сгоряча не почувствовал боли, зажав рукой щеку, он прислонился к стене. Теймур поднял его кепку и хотел стряхнуть пыль, но Шамси выхватил кепку и, погрозив Теймуру окровавленным пальцем - Прикуси язык! - убежал.
А Теймур долго не мог опомниться, - ему еще никогда в жизни не приходилось видеть так много крови. Он никому не рассказал о том, что видел. Мужчине не подобает болтать.
В те времена среди ребят царил неписаный закон: молодчики со шрамами и рубцами на теле, отбывшие тюремное заключение, почему-то зачислялись в герои. Они покрикивали не только на подростков и своих ровесников, но даже и на людей постарше себя. И Шамси, желая прослыть таким героем, по-своему объяснил происхождение шрама.
- Чемберекентские ребята хотели поживиться на нашей улице... Жаль, что при мне ничего не было, а то я бы всех троих уложил...
Мальчишки почтительно разглядывали глубокий рубец на его щеке, а он невозмутимо продолжал:
- В висок метили, да я увернулся... Ничего, Шамси в долгу не останется.
Ребята постарше, видавшие виды, тщетно добивались у него, чтобы он назвал своих мнимых противников. Но Шамси упрямо твердил:
- Нет, я сам рассчитаюсь с ними.
Новоиспеченный герой за свой шрам получил прозвище Меченый. Эта приставка, которая так льстила его самолюбию, через некоторое время стала неотделимой от имени. "Меченый Шамси сказал...", "Пойду позову Меченого..."
Но тайну рубца, так украсившего лицо и репутацию Шамси, знал только один человек, и Меченый возненавидел Теймура. Он стал задирать его при встречах, угрожать. И всегда старался делать это на виду у ребят, с тем, чтобы в случае, если Теймур не выдержит и выдаст его тайну, всегда можно было сказать, что он наговаривает на Шамси по злобе.
Разнесся слух, что Меченый Шамси готовится покончить с Теймуром. Каждый по-своему объяснил причину их взаимной неприязни. Одни говорили, что Теймур проиграл Меченому в кости большие деньги, другие считали - вражда пошла из-за девчонки, третьи были недалеки от истины, утверждая, что Теймур не хочет покориться Меченому. Разумеется, эти разговоры не доходили не только до милиции, но и до родителей. Согласно неписаному закону разговоры со старшими о таких вещах считались страшным предательством.
Меченый с некоторых пор повадился к теймуровой калитке. Однажды он уселся на камне возле самого порога и, смачно поплевывая на брусок, принялся водить по нему лезвием ножа. Худенький Сеймур стоял в дверях, не в силах отвести взгляда от поблескивающего лезвия. Шамси неожиданно прервал свое занятие и презрительно осмотрел Сеймура с головы до ног.
- Эй, ты, девчонка!
Сеймур, белолицый и чернобровый, действительно был по-девичьи красив и хрупок. Не успел он раскрыть рта, как Шамси, ухмыляясь, спросил:
- Что, у тебя глисты завелись?
Сеймур удивился.
- А что?
- А то, что ты весь - кости да кожа. Я дуну, из тебя дух вылетит.
Сеймур, глядя на его лицо, изуродованное шрамом, попятился к дверям.
- Что плохого я тебе сделал?
Шамси опять ухмыльнулся:
- На это у тебя нос не дорос. Пойди, позови Теймура.
Сеймур молча вошел во двор и так, чтобы не заметила мать, кивнул Теймуру на дверь, а сам метнулся в кухню.
Теймур вышел и остановился у ворот. Шамси оглянулся. Свита стояла неподалеку - и это придало ему храбрости.
- Почему твоя сестра такая худющая?
- У меня нет сестры.
- А кто же тебе эта девчонка - Сеймур?
У Теймура сжались кулаки, но он сдержался.
- Не называй так мальчишку, Шамси. Нехорошо!
Шамси оскалился.
- Вся улица называет меня Меченым, я ведь не обижаюсь.
- Это твое дело, а Сеймура не трогай. Он - тебе не пара.
- Вот я и велел тебя позвать.
Шамси осторожно провел ножом по ногтю большого пальца и, словно прицеливаясь, одним глазом глянул на противника, подбираясь, как кот перед прыжком. У Теймура со страху одеревенел подбородок и ноги приросли к земле.
- У меня с тобой никаких счетов нет... - через силу выдавил он.
В это мгновение кто-то бросился на спину Шамси. От неожиданности Меченый упал, тяжело стукнувшись затылком о тротуар. Нож отлетел на середину улицы. Сеймур, - это был он, - сжимая в одной руке кухонный топорик, другой вцепился в космы Шамси и колотил его головой об асфальт.