- Где же он? - обернулся Скворцов к Гюльдасте.
- Опоздали! Смылся!
- Это и слепому видно, ханум, - заметил Бабаев. - Когда он сбежал и куда - вот что неизвестно.
- Может, еще ночью - хрипло произнесла Гюльдаста. Вновь злобно сверкнули глаза.
- Нет, - возразил Теймур. - Ночью он вряд ли приходил домой. Боялся: они все не доверяют друг другу. По-моему, он даже не ночует здесь. Здесь живет еще кто-то. Вот этот человек утром, наверно, и подал ему знак: "все спокойно". Хозяин, не теряя времени, пришел сюда, забрал все ценное и скрылся.
- Когда же они скрылись? - задумчиво бормотал Скворцов, распахивая двери шкафов, перебирая разбросанные вещи.
- Незадолго до нас, - убежденно ответил Теймур.
- Как вы узнали?
Теймур взял со стола банку мацони и показал Скворцову:
- Приглядись повнимательней.
По стенкам банки медленно двигались вниз к донышку струйки свежего мацони; кто-то совсем недавно наспех опустошил банку.
Скворцов мгновенно обернулся к Теймуру:
- Похоже, он сбежал, услышав звонок. Значит, в Доме есть другой выход?
Теймур знал, что многие владельцы легковых автомобилей, живущие в частных домах, превращают одну из комнат в гараж и, поставив машину, как правило, сразу проходят через внутренние двери в жилое помещение.
Он спросил, не глядя на Гюльдасту:
- У Ширахмеда есть машина?
- Да...
Теймур подошел к ковру, висевшему на стене, приподнял его и сильным пинком распахнул дверь, которая обнаружилась за ним. Ворота гаража были открыты настежь, а сам гараж пуст.
Скворцов закусил губы. Гюльдаста дотронулась до его локтя:
- Что вы стоите? Машина "Победа"... Цвет светло-се'гый. Номе'г 16-15.
Через несколько минут вся городская госавтоинспекция была поставлена на ноги. Десятки голосов повторили в телефон: "Победа"... Светло-серая... Номер 16-15. А через час начали поступать первые сигналы о маршруте "Победы" 16-15. Ширахмед метался по кривым улочкам Балаханов, пытаясь любой ценой прорваться в Бинагады, а оттуда к шоссе Куба-Хачмас. Но с каждой минутой смыкалось кольцо вокруг светло-серой "Победы".
Наконец, в Балаханах, у караван-сарая, оставшегося, по преданию, еще со времен Шаха Аббас, на развилке трех дорог, кривая окончательно сомкнулась.
Ширахмед убедился, что не осталось и игольного ушка, куда бы он мог проскользнуть.
"ГАЗ-67" со скрежетом притормозил и, описав дугу, остановился перед носом "Победы". Скворцов и Бабаев одновременно рванули дверцы машины. Ширахмед, не успел выхватить оружие. Почувствовав прикосновение металлического холодка к своему затылку, осторожно обернулся и увидел хмурое, молодое лицо Скворцова,
Ширахмед нехотя поднял руки. Взвизгнула его спутница в беличьей шубке. Ширахмеду было самое малое лет пятьдесят пять-шестьдесят, спутница годилась бы ему во внучки - размалеванной, встрепанной девчонке лет восемнадцать, не больше. Она вся дрожала, выкрикивая:
- Мамя, ай, мамя, ай, мамя!
- Выходи! - подтолкнул Скворцов Ширахмеда.
Бабаев распахнул дверцу, Ширахмед медленно вылез из машины и, посмотрев на мотоциклистов, сипло пробасил:
- За что?
- Иди сюда, ко мне, - поманил его Скворцов на заднее сиденье "Победы".
- Посиди немного, отдохни, мы тебе доложим что к чему...
- Не имеете права! - огрызнулся Ширахмед. Но Скворцов подтолкнул его в машину, набитую узлами и чемоданами, и сам сел рядом с ним. Ширахмед оказался между Бабаевым и Скворцовым. Накрашенная девица, по-прежнему дрожа, выкрикивала свое:
- Ай, мамя, ай, мамя...
Один из сотрудников госавтоинспекции сел за руль вместо Ширахмеда, и они двинулись в город. Теймур, оставшись на заднем сиденьи "ГАЗ-67" вдвоем с Гюльдастой, заметил:
- Голос его мне кажется очень знакомым.
- Чей?
- Ширахмеда.
- Ты его ни г'азу в жизни не встг'ечал.
- Голос... Голос слышал. Помнишь, осенней ночью 1943 года ты подошла ко мне и попросила проводить тебя?
Гюльдаста изумленно посмотрела на Теймура, но промолчала.
- Я тебя проводил. А ты сдала меня на руки своим дружкам. Среди них был и Ширахмед...
Гюльдаста сжалась в комок. Теймур говорил, не поворачивая головы, от каждого его слова Гюльдаста болезненно морщилась, покусывая губы.
- Вспоминаешь? - спросил он негромко, но властно.
- Столько было, г'азве всех упомнишь? - устало отозвалась она.
Но Теймуру хотелось, чтобы она непременно вспомнила ту ночь.
- Тогда у меня рука была в гипсе. Я с фронта возвращался. Мне скомандовали "раздевайся!" Я отказался. Одного из вас я пинком сбил, остальные накинулись сзади. А потом ты крикнула, чтобы меня еще раз стукнули. Теперь вспомнлла?
- Нет, - поморщилась Гюльдаста.
- У меня в чемодане было несколько тысяч денег. Я вез отрезы для матери и брата. И еще в чемодане была зажигалка, немецкая...
- Зажигалка?
- Да...
Гюльдаста задумалась.
- Я пода'гила ее Сейму'гу, - она обернулась и посмотрела на Теймура. Знаю, ты бг'ат его. Хог'ошо знаю. Ты меня один г'аз задег'жал. Но не знала, что мы тогда тебя... Значит, это был ты? Значит, если бы ты умег' тогда, ничего бы этого не случилось...
Машина проехала под черногородским мостом и свернула направо. Еще не совсем стемнело, а на улицах уже зажглись фонари, в их изменчивом свете то расплывался, то четко вырисовывался хищный профиль Гюльдасты.
- Лучше б ты умег'! - спокойно произнесла Гюльдаста. - Ты сделал меня несчастной, ты довел меня до этого чег'ного дня. Будь ты пг'оклят! Ты газлучил меня с Сеймуг'ом. Ты выгнал меня из дому, из гог'ода... Ты...
Шофер не выдержал - притормозил у обочины, обернулся к Теймуру:
- Товарищ Джангиров, разрешите заткнуть рот этой суке!
- Поезжай, - строго приказал Теймур. Машина тронулась.
- Что же ты не г'азг'ешил ему? - Гюльдаста не унималась. - Пожалел жену бг'ата?
- Ты была во многих городах, - брезгливо отозвался Теймур. - И в каждом городе у тебя был муж.
- Нет, настоящий один. Сеймуг'. У нас и сын есть. Ты пг'о него хог'ошо знаешь. Тепег'ь мой мальчик в интег'нате. Я хочу попг'ощаться с ним, - она тронула плечо шофера. - Повег'ни напг'аво. Интег'нат в той стог'оне.
Водитель, не сводя глаз с дороги, усмехнулся:
- Нет, ханум, давеча, когда мы искали дом Ширахмеда, ты была нашей проводницей, а теперь положись на нас. Дорогу знаем.
Гюльдаста обернулась к Теймуру.
- Что вы за люди! Отог'вать г'ебенка от матег'и... Звег'и!
Теймур горько усмехнулся:
- А вы? Сколько матерей оставили без сыновей! У Алладина дети - сироты! Мать Мурадяна, старуха, от горя умерла. Вы разлучали отца с сыном, брата с братом. Сколько домов, сколько семей вы разрушили! У тебя нет никакого права на Фахраддина. Он никогда не узнает о женщине, которая его родила. Я усыновлю его. Он вырастет настоящим человеком.
Наступило тяжелое молчание.
За стеклами автомобиля засверкали рекламы, ярко освещенные витрины магазинов.
- Смотри хорошенько, смотри, - раздался голос водителя. - Ты никогда больше не увидишь улиц этого города. Прощайся с Баку... Если даже ты отбудешь свой срок, тебе не разрешат жить здесь.
Гюльдаста не ответила шоферу. Она жадно смотрела на вечнозеленые скверы, на детвору у голубятен, знакомые перекрестки; на все, что становится во сто крат дороже, когда рвутся нити, связывающие тебя с внешним миром.
Машина притормозила у здания главного управления милиции. Теймур обернулся к Гюльдасте:
- Мы больше не увидимся. Тебе полагается очень суровое наказание...
- Меня г'асстг'еляют? - бесстрастно спросила Гюльдаста.
Дверцы машины открылись. У входа в здание Гюльдасту поджидали два милиционера.
- Думаю нет, - ответил Теймур. Взгляды их скрестились в последний раз.
- Я ненавижу тебя, - медленно сквозь стиснутые зубы выговорила Гюльдаста, - не-на-ви-жу, - голос ее сломался. - А руки у тебя, как у брата. Мизинец кг'ивой. И у него тоже...