Больше Теймур ничего не слышал. Почти выхватил из рук шофера только что зажженную папиросу, жадно затянулся.
За спиной, по асфальту коротко простучали каблуки. Гюльдасты.
ЭПИЛОГ
Каждый день после работы Теймур спешил к матери. Обедали все вместе. Потом он возвращался в милицию или шел ночевать к себе домой. Отвечал на тревожные вопросы матери о Сеймуре так, как было условлено с Ляман.
Ляман упорно старалась развеять тяжелое, молчаливое раздумье Джаваир. Однако, видела, что у маленького Аббаса это получается лучше. Собственно, малыш помогал им обоим. Его затеи и игры отвлекали их. Иногда Ляман казалось, что Джаваир ни о чем не подозревает. По тому, как перешептывались соседи и умолкали, завидев Джаваир, Ляман понимала - узнали правду о Сеймуре. Теперь, оставаясь с глазу на глаз с Джаваир, она ощущала еще большую неловкость. О чем-то Джаваир догадывалась, нельзя обмануть одержимое тревогой материнское сердце. Порой Ляман до боли ощущала переполнявшее Джаваир горе. Не затаенное, неясное предчувствие, а жгучее, молчаливое горе. "Знает!" Сколько же надо мужества, душевной силы, чтоб так сдержанно вести себя на людях.
Состояние Джаваир все больше вызывало тревогу и у Теймура. Он замечал, что растерянность и страх в глазах матери сменились невыразимой тоской. Последнее время она не называла Сеймура по имени, которое прежде произносила всегда с любовью. Когда речь заходила о младшем сыне, Джаваир повторяла: "он... его... ему... он говорил... он всегда так делал..."
Теймур внимательно следил за матерью. И она по-новому вглядывалась в старшего сына, вздыхала при виде его рано поседевшей головы.
Наконец, однажды, когда Теймур принес Ляман загрунтованный холст в подрамнике, Джаваир покрыла голову черной шалью и, как привидение, встав на пороге, спросила тихо:
- Где похоронили его?..
* * *
Владимир Скворцов умело вел операцию к концу. С каждым допросом все четче прояснялись самые неожиданные связи основного ядра банды. Как разветвления злокачественной опухоли, поражали, разъедали они все, не обладающее силой сопротивления.
Выяснилось, что и Намазовы, и люди, привлеченные по делу инкассатора, и убийцы Алладина, и Мурадяна - все связаны между собою. Зейналабдин, отбывавший наказание на большом строительстве в Сумгаите, опознал многих, в том числе и Гюльдасту. Девица, которую задержали в машине Ширахмеда, призналась в сожительстве с бандитом, который годился бы ей в деды. Старшая сестра ее работала в той самой сберкассе, где инкассатор получал деньги перед ограблением.
Постепенно восстанавливалась истинная картина сложной организации воровского быта. Единственное, что оставалось не совсем ясным, это - фигура человека, занимавшего самое высокое положение в шайке; человека незримо, но властно направляющего всю ее деятельность.
Показания Ширахмеда постепенно убеждали, что главарем шайки был не он. Кто-то ловко, с отличным знанием особенностей каждого, управлял бандой, прячась за спиной Ширахмеда. Ширахмед не разубеждал тех, кто считал именно его атаманом. Наоборот, видимо, истинного главаря устраивала эта маскировка. Но были и такие, что знали наверняка - Ширахмед только посредник, доверенное лицо главаря... Были такие. Но даже и сейчас, схваченные, припертые к стене, они боялись нарушить волчьи законы воровского мира. Никто из задержанных не назвал имени главаря, никто не обмолвился ни словом, которое могло бы стать недостающим звеном в цепи. И это очень тревожило Скворцова и Теймура.
Ведь если оставить на воле самого матерого хищника, он вновь, переждав тревогу, соберет стаю.
Да, Теймур не ошибался. Шайка и в самом деле напоминала ветвистое дерево. Владимир Скворцов не желал считать операцию завершенной, не докопавшись до самого ядовитого корня.
Шло следствие, тянулись допросы, устраивались очные ставки. А тем временем на старую улицу, где прошли детство и юность Теймура, сгружались различные приспособления и механизмы. Соседи покидали свои домишки, переезжая в новые, благоустроенные квартиры. Старой Джаваир тоже предложили одну комнату в новом доме. Но потом пришли к иному решению: если Теймур сдаст свою жилплощадь, им с матерью выделят просторную двухкомнатную квартиру. Настал день, когда за стол села вся семья. И только оглядев приготовленные приборы, Джаваир смахнула слезу. А потом громко рассмеялся, потянулся к ней маленький Аббас и она улыбнулась, обнимая внука.
Их соседом по этажу оказался Меченый Шамси. Нино и Ляман подружились с первого же дня. Теймур, исполняя обещание, устроил Шамси в стройконтору, которая начинала предварительные работы в их старом квартале. Прежде, чем строить новое здание, следовало разрушить дряхлые домишки.
Когда прораб дал указание снести дом в самом конце улицы, окруженный высоким забором, на губах Шамси появилась злая усмешка.
Это был забор сеидов. С него он когда-то свалился и рассек щеку. Все началось отсюда. Теперь же ему, Шамси, предстояло снести этот забор своими руками.
Хозяина дома давно оповестили и предложили перебраться в новую квартиру. Весь квартал переехал, только он не трогался с места. Прежде, чем ломать забор, вызвали трех человек из жилконторы, чтобы еще раз поставить в известность старика, который тянул с переездом. Решили выделить ему грузовик и людей в помощь, только бы поскорее устроился на новом месте. Каково-же было удивление соседей, посланных на переговоры! Сеид Кязим лежал на узкой, застланной старым паласом тахте, мертво уставившись в потолок давно потухшими глазами.
Экспертиза установила, что восьмидесятилетний здоровяк умер не своею смертью, в его крепко сжатой руке был обнаружен пузырек с остатками яда. Из подвала его дома извлекли восемь горшков с золотом - монеты царской чеканки, часы, браслеты, кольца с драгоценными камнями. Кроме того, в подполье оказалось оружие различных систем. Арестованные, неизвестным образом прослышавшие о смерти Сеид Кязима, открыто выражали свою радость, как люди, избавившиеся от страшного бремени. Их атаман умер. Теперь они старались все валить на него.
Говорят, скорпион, попав в огненное кольцо и чуя обреченность, жалит сам себя. Так поступил и Сеид Кязим.
И этот дом разрушили, сровняли с землей. Медленно оседала пыль развалин.
Там, где стояли хибары, открылась широкая и ровная площадь. Теперь здесь пройдет новый проспект...
* * *
Ночь. Ни месяца, ни звездочки. Тяжелые тучи, низко повисли над городом. Вот-вот блеснет молния, грохнут раскаты грома.
Сначала шлепнулись об асфальт крупные капли, потом дробно загудели крыши, водосточные трубы, целый оркестр весеннего неистового ливня. Побежали по лужам девушки с кое-как втиснутыми в сумки нарядными туфельками. Вдоль стен и в подъездах выросли целые колонны разноцветных дождевиков. Из-под каждого виднеется несколько пар ног, слышатся веселые голоса.
Рано пришла весна в том году. Дождь лил неделями, а жадной бакинской земле, все было мало. Казалось, уже насквозь промокли дома, строительные краны, фонари, тротуары и даже такси, мчавшиеся в каскадах брызг.
Двое мужчин шагают под дождем, низко опустив капюшоны плащ-накидок.
- Идите к нам! - кричат им из-под высоких ворот какие-то велосипедисты, - Скорее! Не то унесет в Каспий... - машут мокрыми шарфиками смуглолицые девчата.
Приветливо вскидываются руки, кивают островерхие капюшоны и все дальше уходят двое под дождем. Люди, стерегущие город...
О каждом из них можно написать повесть. О каждом дне невидимых боев, в которых раньше срока седеют головы.
1 Джа - игра в кости.
2 Тендир - конусообразная печь из глины. Иногда это просто яма, стенки которой обмазаны глиной.