— Не знаю. Можете кого-то порекомендовать?
— Александр. — Левшин развернулся. — Будьте аккуратнее. Если подобные слова дойдут до определенных ушей, вы сможете скоропостижно тяжело заболеть или скончаться. Да, вы не по годам умны, но не забывайте о собственной безопасности.
— Думаете, кто-то поднимет руку на великого князя?
— Не думаю, а знаю. Объявят сумасшедшим и под домашний арест посадят до самой старости, а то и в монастырь. Помыслы у вас хорошие, но помнить надо, что не у всех такие. Постарайтесь остерегаться непроверенных людей
— Неужели так все плохо?
— Вы даже не можете себе представить. Что же касается рекомендаций, то по возвращению в Николаевский дворец, я предложу вам одну книгу. Ее автор еще жив, хоть и не молод, и если вас заинтересуют его мысли, то я приложу все усилия для его перевода в корпус.
— А кто это? Где он сейчас служит?
— Сначала прочтите книгу и обдумайте его предложения. Далеко не все его воспринимают всерьез, но, похоже на то, что вас он должен заинтересовать. А теперь пойдемте. — Левшин встал. — Нам надобно проводить Алексея Петровича в Николаевский дворец и ознакомить с обстоятельствами нашего предприятия более серьезно и детально.
Ермолов развернулся. Он практически полностью оттер от инспекционных дел на строительстве учебного комплекса Закревского и сновал буквально повсюду на своей крытой двуколке, горюя только о том, что возраст уже не тот, а потому верхом не в силах. К ужасу рабочих и подряженных артелей этот вдруг оживший старик был "везде и всегда". Благодаря его пристальному вниманию к строительным работам те серьезно ускорились без заметного ухудшения в качестве. Дисциплина, здравый ум и личная мотивация они всегда на пользу шли в подобных делах. Впрочем, кроме организационно-дисциплинарных вопросов, полностью поглотивших его, он никуда не влезал. Банально не хватало времени и сил — вечером он проваливался в глубокий, спокойный сон практически сразу, как голова касалась подушки, в то время как раньше мучился бессонницей. Впрочем, все это не шло во вред. Такая бурная деятельность очень благодатно отразилась на его здоровье. Собственно для стариков это весьма характерная черта, чем больше сидя дома они киснут, тем больше прилипает к ним болячек, и быстрее они превращаются в совершенных развалин. Эта деталь очень заметна и у наших, современных пенсионеров, которые, если не займут себя каким делом после выхода на пенсию, то очень быстро вянут и умирают. Но мы отвлеклись. Стройка идет ударными темпами, которым позавидовал бы даже товарищ Стаханов, кадеты увлечены как умственными упражнениями в классах, так и физическими в зале и на улице, Левшин с Филаретом относительно успешно ловят шпионов, оные потихоньку прибывают преимущественно из столицы и прочая, прочая, прочая. В общем, на первый взгляд наступила тихая и спокойная трудовая идиллия — все занимаются своим делом. Лишь у Александра было все "не слава богу", впрочем, как обычно. Помимо довольно насыщенной деятельности по трем основным направлениям, к которым он был привлечен (учеба, тренировка и работа над учебной программой кадетского корпуса), Саша нашел себе два новых занятия, из-за которых практически забыл такое замечательное словосочетание — "свободное время". А также стал осваивать работу в дороге, для чего завел себе солидный блокнот в чехле из толстой кожи с небольшим замочком, ключ от которого он всегда носил с собой.
Но вернемся к делам, которые так увлекли Александра. Первым делом стало искусство — он увлеченно посещал кружок Козьмы Солдатенкова, где регулярно собирались художники, скульпторы, мыслители, поэты и литераторы, а также интересующиеся этими вопросами люди самого разного толка. Саша ставил перед собой вполне конкретную задачу — нужно найти и установить доброжелательный контакт с максимальным количеством этой зловредной братии. А также сделать заметки по наиболее одаренным и сговорчивым "творцам", дабы в последствие использовать их в своих делах. К слову сказать, визиты Его Императорского высочества сделали кружок безумно популярным. Даже более того, Козьме Терентьевичу пришлось срочно решать вопросы с размещением гостей. Так что, помимо собственно творцов очередных "нетленок", Александр уже к концу марта стал замечать в гостях у Солдатенкова самых разнообразных дворян и "дельцов", безусловно, всем сердцем ценящих искусство и полностью разделяющих страсть Александра Александровича к этому изящному делу. Впрочем, нет худа без добра. Эта толпа проходимцев всех сортов играла на руку работникам творческих профессий, так как стала их финансировать, покупая что-то из их работ или просто делая подарки, подавшись массово в меценаты, дабы продемонстрировать свое восхищение глубиной и одухотворенностью авторов самых разных мастей и пошибов. В общем, очередной цирк класса шапито, объединивший проходимцев всех мастей под одной крышей. Видимо именно так искусствоведы и проталкивали жуткие, совершенно бездарные произведения в свет, лживо называя их откровениями, дабы продемонстрировать свой культурный уровень. Только Остапа Бендера с его известной шуткой о творческих буднях не хватало: "Киса, скажите мне, как художник художнику, вы рисовать умеете?" Так и зажили. Жаль, что Александру нельзя было прекращать этой вакханалии и лишь лукаво улыбаться, уделяя, впрочем, внимание наиболее адекватным. Хуже всего приходилось Козьме Терентьевичу, у которого иногда от всего этого бедлама голова кругом шла. Но он держался, ибо отлично понимал, что эта стая шакалов будет, сопутствовать бедному Александру всю его жизнь. И поделать с этим ничего нельзя. По началу, он даже стал раздражаться, но после приватного разговора с великим князем, без свидетелей, в котором ему объяснили определенные детали происходящего, смирился. Тем более, что помимо талантливых деятелей искусства и не менее одаренных "повышенной проходимостью" бездарностей, его дом стал посещать практически весь региональный бомонд дворянского и промышленного толка, с которым стало легче находить общий язык в коммерческих вопросах.
Вторым его серьезным делом Александра стал практически перманентный мозговой штурм, с целью вспомнить все, что только можно по самым разнообразным предметам быта и вооружения. Все что он помнил или мог помнить. Начиная от канцелярских кнопок и заканчивая всевозможными решениями в области организации хозяйства, афер и прочего. Он записывал все, что приходило в голову касательно самых разнообразных деталей, даже самых глупых и нереальных, а потом, выспавшись и отдохнув, занимался их обобщением. Это даже стало своего рода правилом — каждое утро, после зарядки, моциона и завтрака великий князь проводил не меньше часа "за своим дневником", обдумывая прошедшие за прошедший день дела. Это дело даже встретило всеобщее одобрение. Но от того работа не облегчилась, так как великий князь, в свою прошлую жизнь многим вещам не придавал особого значения. Таким простым и обыденным, буквально существовавшим вечно. А это оказалось совсем не так. И теперь, работая все свободное время со своей памятью, извлекая из нее разрозненные крохи ценнейших знаний, Александр чувствовал себя кем-то вроде Штирлица, что лихорадочно вспоминал, сидя в подземелье Гестапо, подробности давно минувшего дня. Впрочем, все было не так плохо — защита кандидатской диссертации по военно-промышленному развитию Российской Империи второй половины XIX века давала о себе знать, так как количество статей обзорного толка, прочитанных им в свое время, было разительно и охватывало самые разные области науки и техники. Причем не только указанного периода. Однако при всей своей красоте такой подход давал свои недостатки. Да, Александр отлично помнил, как и из чего был сделан тот же баллистит или кордит, но он его никогда не делал и не представлял себе, как устроить его массовое производство. Он просто никогда с этим не сталкивался. Та же ситуация была и с тротилом, пенициллином, двигателем внутреннего сгорания, самолетом, пулеметов, магазинных винтовок и прочих, весьма многочисленных и жизненно важных для государства вещей. То есть, на деле он имел всего лишь большой задел для обширной исследовательской работы, а не готовые технологии по большинству "воспоминаний". Впрочем, некоторые из них можно было реализовать довольно просто, за счет чего начать привлекать средства для других проектов. Обычные канцелярские скрепки, кнопки, перочинные замки с замками разного толка и прочие мелочи, вроде как безобидные. Промышленность России была еще слишком слаба, так что на некоторые "изобретения" придется регистрировать патенты и осуществлять лицензирование производства. По крайней мере, по началу. Так как на первом этапе Отечественная промышленность не могла производить даже канцелярские скрепки в промышленном количестве.