Выбрать главу

Козьме Терентьевичу идея Саши пришлась по душе, правда, понадобилось довольно много времени, чтобы оному ее описать и осознать. Впрочем, в ходе этих самых дискуссий присутствовали и другие посетители дома промышленника Солдатенкова, что собирались там пообщаться с ценителями живописи и литературы, а если повезет, то и с авторами. Это дало свой результат — кто-то из вившихся вокруг Козьмы Терентьевича и великого князя людей списался с Алексеем Михайловичем Жемчуговым, который в то время жил в Санкт-Петербурге и все еще участвовал, правда, без особого энтузиазма, в проекте графа Алексея Толстого "Козьма Прутков". Жемчугов написал письмо великому князю, в котором поведал о своем живейшем интересе к его любопытному начинанию. Оно было и не удивительно, так как на службе дела у Алексея Михайлович не клеились, и назревал серьезный конфликт, а потому он всерьез подумывал о новом занятии для себя. А тут такая удача! Новое, интересное и необычное дело, грозящее получить в будущем серьезный размах и глубину. Ясное дело, что Саша не стал ждать у моря погоды и в первом же своем ответном письме пригласил Алексея Михайловича оставить опостылевшую службу и приехать в Москву, чтобы принять максимально возможное участие в этом благом и любопытном начинании. Как ни странно все получилось, и Жемчугов пообещал к Рождеству прибыть для поселения в Москве. Впрочем, в поступках Александра была не малая доля цинизма. Сам по себе Алексей Михайлович, ему, конечно, был нужен, но еще важнее сказывалось удобное обстоятельство хороших отношений Жемчугова, практически дружба, с графом Алексеем Толстым, который, как Саш помнил, был весьма солидной фигурой в литературном бомонде России того времени. Впрочем, влияние у дома Толстых как у дворянского гнезда тоже было не малое, а потому привлечение их расположения не на словах, а на деле, оказывалось весьма перспективным предприятием, в том числе и для упрочнения позиций самого Александра. Как ни крути, а короля играет свита. Он, конечно, старается вырастить себе новое окружение с правильными взглядами и качествами, но брезговать имеющими влияние и здравый разум людьми было бы весьма не благоразумно. Единственной бедой, которая на первых порах становилась все более навязчивой и тревожащей, стало то, что не получалось подыскать подходящего художника для оформления комиксов.

В первых числах декабря Александр занялся так называемым анализом обстановки. Что удалось сделать за текущий год, а что нет. За этим увлекательным занятием застал его митрополит Филарет, который последние полгода практически не выходил из тени.

— Ваше императорское высочество, вы позволите?

— Конечно, владыко, входите, присаживайтесь.

— Я вас не потревожил? Вижу, что вы работаете с дневником.

— Отнюдь, вы очень вовремя, мне как раз пора передохнуть и немного отвлечься от этих скучных бумажек. К тому же, вы давно не заходили ко мне, я уже стал беспокоиться и собирался вас проведать. Думал, что вы захворали.

— Благодарствую за заботу, но милостью Божьей я пока жив и здоров. Скриплю помаленьку.

— Владыко, не будем ходить кругами, судя по вашему настороженному и обеспокоенному лицу, вы зашли с важным вопросом. Не стесняйтесь.

— Ваше императорское высочество, вы проницательны. Впрочем, действительно, давайте к делу. Меня как представителя церкви беспокоит ваше увлечение лубком. Не раз Русская Православная Церковь его осуждала, а временами вообще запрещала к продаже и изготовлению, так как неоднократно их авторы высмеивали не только государя или его верных слуг, но и Бога нашего вседержителя.

— Да, меня такое положение дел тоже не устраивает. Именно поэтому я и хочу возглавить то, чему нельзя противостоять, и повести его в нужное русло. Сейчас я собираю серьезный коллектив из литераторов и художников, которые разработают небольшой перечень героев — внешний вид, характер, слабости, интересы. И будут на их основе сочинять увлекательные и поучительные сюжеты, в преимущественно зарисованном виде, дабы даже неграмотный человек мог понять их смысл. Разве в этом есть что-то плохое? И потом, я же не говорил, что церковь должна стоять в стороне. Наоборот, я буду рад, если Русская Православная Церковь примет в этом полезном начинании живейшее участие.

— Каким же образом?

— Помните, мы с вами в письмах обсуждали перевод Святого Писания на нормальный русский язык? И это есть очень важное дело. Но я вам предлагаю другое — давайте начнем потихоньку превращать текст Евангелие в вереницу сюжетов в картинках, чтобы даже не грамотные могли понять эти тексты. Задача не простая, но если мы сможем ее решить и начать распространять эти брошюры достаточно массово, то достигнем еще большего результата, нежели от простого перевода священных текстов на русский язык. А это даст возможность через церкви бесплатно распространять эти брошюры, дабы подросткам можно было посмотреть на увлекательные сюжеты, красивые картинки и иначе увидеть церковь. А дикие народы, лишенные истинной веры? Ведь когда ты видишь глазами, это воспринимается куда лучше, чем когда ты слышишь ушами.

— Необычная затея. Вы не думаете, что Синод будет противодействовать?

— Будет, без сомнения. Если мы это тайком будем делать. А ежели изготовим один номер подобного журнала и отошлем его августейшее одобрение Его Императорским Величеством, то затея наша имеет все шансы на успех. Главное сделать ее нужно качественно и нарисовать отменно. По крайней мере, мы можем попробовать. Как вы считаете?

— Да, идея крайне необычная и ее действительно стоит попробовать. — Филарет замялся. — Но я к вам заходил не только для этого. Я списался с Василием Борисовичем, духовником вашего батюшки и расспросил его о вас. Уж больно необычный вы человек. Наша переписка меня поразила. Два года назад у вас случился приступ какой-то странной болезни, которая, к счастью, быстро отступила, а вы стали после нее стремительно меняться. Вы не могли бы мне поведать о ней?

— Владыко, что вас беспокоит? Отчего?

— Не ведаю я того, просто червяк какой-то точит меня изнутри. Никак не могу свыкнуться с тем, что такой молодой человек действует и думает, подобно взрослому мужу.

— Да, это необычно. Впрочем, такие странности уже встречались. Не будем далеко ходить за примерами, наш добрый друг Алексей Петрович в свои четырнадцать лет оказался при действующей армии и вел себя совсем не как дите. — Александр выдержал небольшую паузу и, видя, что Филарет не удовлетворен таким ответом продолжил. — Не переживайте, владыко. Я такой, какой есть. Видимо от переживаний за дедушку я был слишком сильно потрясен, настолько, что стал стремительно взрослеть. В конце концов, это совсем не плохо. Растет надежная опора для моего отца и брата, когда он взойдет на престол.