Начал отсчет последний час ее жизни.
Ульяна стояла на выходе из супермаркета, держа в руках пакет с двумя бутылочками средства для чистки ковров и новым красным пиджачком, и чувствовала себя странно. У нее в квартире ковров отродясь не было. А пиджачок она купила потому, что в такой же была одета телеведущая, рекламировавшая это самое чистящее средство.
Сама себе в этом пиджаке Ульяна казалась смешной. Но она была такой красивой, что на самом деле смешной не выглядела ни в чем. Идущий навстречу парень обратил внимание на ее замешательство, скользнул взглядом вниз и вверх, сфокусировался на ее лице и тут же изменил траекторию.
– Вам помочь?
В тоне было что-то одновременно игривое, смешливое, заботливое и настойчивое. Ульяна отрицательно покачала головой и напустила на себя неприступный вид.
– Я готов быть вашим личным сексуальным маньяком, – добавил парень.
Ульяна с трудом удержала на лице серьезное выражение.
– Могу донести ваши покупки. Довезти до дома. Хотите – моего, хотите – вашего.
Он был заранее на все согласен.
– Не надо, – ответила Ульяна, – спасибо.
В ее ответе было столько сдержанности, что парень не стал настаивать.
На кладбище тихо и очень красиво. Неправда, что здесь все серо и уныло. Кладбище – это буйство красок, но краски сплошь фальшивые – искусственные венки, цветы, букеты. Все это кислотными оттенками покрывает свежие могилы. Кое-где лежат груды живых цветов, увядших, сцепившихся между собой. Красные лепестки роз становятся почти черными, розовые сереют, желтые скукоживаются и приобретают кирпичный оттенок.
Петр Иванов сидел у свежей могилы и пил водку. Он не был одинок: неподалеку сидели две собаки, с креста на крест летали галки. Ветерок шевелил искусственные лепестки. Петр хотел вернуть время назад, и больше ничего, такую вот малость, но это невозможно, абсолютно никак невозможно, и Петр пил, чтобы не было так больно. Но легче не становилось.
– Чайная чашка.
Евгения Витальевна положила в тележку чашку и отметила в списке соответствующий пункт галочкой. Чайная чашка у нее была. Но одна. А что, если чашка разобьется?
Евгения Витальевна положила в тележку чашку и с чистой совестью вычеркнула пункт номер один.
«Он такой суровый, – подумала Евгения Витальевна, вспомнив мужественный лик Петра Петровича. – Но вдруг в этой широкой груди бьется нежное сердце? Вдруг я ему понравлюсь?»
Евгения Витальевна заглянула в список. Номером два значилась селедочница. Она не особенно любила селедку, но селедочницы у нее не было. А вдруг понадобится? Селедочница отправилась в тележку.
В следующий час Евгения Витальевна купила вторую подушку, набор ароматических свечей, мохнатый прикроватный коврик с сердечками, большое банное полотенце, набор пластиковых мисочек для сыпучих продуктов и мужской шампунь из серии «Красная линия». Иногда ей приходило в голову, что Петр может и не обратить на нее внимание, что их встреча может и не произойти, а если и произойдет, ничего не будет иметь решающего значения. Но она готовилась. Она на всякий случай прорабатывала все варианты. Потом ей пришло в голову, что у них с Петром, может, когда-нибудь родится ребенок, но усилием воли не дала себе купить пачку памперсов и кружечку-непроливайку.
Евгения Витальевна наметила себе цель и теперь стремилась к ней, как крылатая ракета, запущенная с закрытого военного полигона.
– Я даже не хочу смотреть чек, – сказала Марина, – я опять потратила неприлично много.
– Ты этим наслаждаешься, я же вижу, – заметил Дима. – Всей этой горой покупок. Особенно зелененьким лаком для ногтей, фартуком с белым кантиком, розовенькой косметичкой и стеклянной пилкой для ногтей. И вот джемпером черным.
Фартук был синим с белым кантиком, а черный джемпер покрыт мелкой разноцветной вышивкой. Вышивка буквально светилась на черном фоне. Получалось совсем не мрачно, а живо и красочно. Как прекрасные лотосы, которые росли из грязи. Марина старалась не думать о черном фоне джемпера, как о кучке чернозема.
– Этот джемпер мне напоминает платье, в котором как-то ходила Даша Жукова, – сказала Марина, – черный фон, много ярких мелких цветочков.
– Я не против, – пояснил Дима. – Мне нравится.
– Тебе все равно, – сказала Марина.
– Мне все равно? – удивился Дима. – С чего ты взяла? Если я говорю, что не против, значит, я не против. Только так.
Они шли по парковке. Возле машины Димы стояла тяжело груженная тележка. Марина огляделась. Хозяев тележки нигде не было видно. Они подошли поближе. В тележке лежало что-то объемное, сложенное вдвое, а то и втрое.
Манекен.
Марина присмотрелась – светлые волосы, открытые голубые глаза. В неверном электрическом свете парковки пластиковая кожа казалась серой.
– Это труп, – произнес Дима.
Через минуту все вокруг пришло в движение. Люди куда-то звонили, кто-то оцеплял зону вокруг тележки, бежали охранники супермаркета. Откуда-то издали послышался вой милицейской сирены.
– Не смотри, – сказал Дима Марине.
– Я ее знаю. Это Кира, она была сегодня со мной на семинаре, – воскликнула Марина. – Помнишь, я рассказывала тебе, что видела сон, в котором она была мертвым манекеном? Помнишь?
– Помню. Иди в машину, – велел Дима.
На его лбу залегла вертикальная складка.
Старушка несла большую сумку, согнувшись в три погибели. Ира обогнала ее. Сейчас, когда Александра за ее спиной не было, она никак не могла разобраться в своих чувствах. С одной стороны, она чувствовала себя неожиданно свободной, как человек, привыкший всегда быть на связи и внезапно отключивший мобильный телефон. С другой стороны, у нее в душе образовалась странная пустота.
– Вронский целый год ухаживал за Карениной, и она сдалась, – вспомнила Ира печальную историю.
Она шла по улице, и никто не маячил за ее спиной. Впрочем, он не всегда ходил именно за спиной, иногда шел рядом. Время от времени пытался заговорить, но чаще молчал. Ира никак не могла понять – почему она. Ходил бы за кем-нибудь другим, что, в городе мало девушек?
Но он ходил именно за ней. Только сейчас его почему-то рядом не было. В этот момент ей в голову пришла мысль, что она ничего о нем не знает – даже фамилии. И если он пропадет – ей его никогда не найти.
– Это уму непостижимо, – сказала Марина, устроившись на переднем сиденье. – Просто невероятно. Почему именно возле нашей машины? Почему именно Кира? Почему именно сегодня?
Мертвое лицо стояло перед ее глазами – бездумное и безжизненное. Марина включила кондиционер на полную мощность, холодная струя воздуха ударила ей в лицо. Отдышавшись, она вышла из машины.
– Колото-режущее ранение. В шею, – сообщил ей Дима. – Подумай, пожалуйста, почему ее тело оказалось в тележке на парковке рядом с нашей машиной.
– Я не знаю, – ответила Марина. – Я видела ее один раз в жизни, на семинаре по импульсивным покупкам, знаю, что ее зовут Кира и она воспитательница детского сада. Она была очень худенькой, она иногда падала в обморок, и тогда дети радовались и начинали играть в больничку. Кира ждала, когда ее тетушка отойдет в мир иной и оставит ей наследство. Она мечтала купить ожерелье из муранского стекла. Все!
Дима молчал. Тело Киры упаковывали в черный пластиковый мешок. Последними скрылись волосы – длинные и светлые, такого интересного оттенка, который никак не создать красками, ибо все краски суть типовой проект, от них нечего ждать откровений. При девушке не было никаких вещей. Она была одета в белое платье-трапецию и белые босоножки на высокой платформе, очень красивые. Застежки плотно охватывали ноги и даже теперь, когда хозяйка мертва, обувь, казалось, не хотела с ней расставаться.
– В моем сне было два манекена, – сказала Марина.
– Кто второй?
– Девушка по имени Ульяна. Красавица. Но кто она и чем занимается, я не знаю.