На Херфорде был фланелевый костюм. Ротауг, как обычно, был одет в черный костюм: белая сорочка с жестким воротничком, серебристый галстук с жемчужиной в узле. В этом уродливом освещении все походили на трупы.
Херфорд подошел к конторке с Библией, полистал ее, нашел нужное место и начал читать тихим, слегка охрипшим голосом:
— Из Книги Иова, глава первая: «Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»
И пока одни провозглашали «Амен», а другие помалкивали, я поглядел на Берти и Хэма, оба, приподняв в удивлении брови, кивнули мне. Далее события развивались еще более странно. Мамочка села. Все последовали ее примеру, включая Херфорда. Никто не промолвил ни слова. Херфорд достал из жилетного кармана свою золотую коробочку, набрал обычный ассортимент из синих, красных и белых пилюль. Он бросил весь этот набор в рот и запил водой. Золотую коробочку он не убрал назад в карман, а положил на стол. Это тоже был плохой знак.
— Господа, — начал издатель, поднявшись и расхаживая по своему кабинету-монстру. — То, что вам сейчас сообщит Херфорд, строго конфиденциально и должно оставаться между нами. Тот, кто нарушит это условие, будет отвечать не только перед Херфордом, он вполне может рассчитывать и на санкции государственных органов.
Вот таким было начало.
Мы все тупо уставились на него, а Мамочка запричитала:
— Ах, Боже мой, Боже мой!..
— Держитесь, милостивая госпожа, не падайте духом! — коротко сказал Ротауг и потрогал свой воротничок.
Наверное, все дело было в освещении — сегодня пигментные пятна на его голом черепе казались особенно темными.
Херфорд продолжал, мечась по кабинету:
— Мы сражались до последней минуты. Только что закончили последний телефонный разговор. Все кончено. Мы проиграли. Делать больше нечего. В первый раз с тех пор, как существует «Блиц», не выйдет очередной номер — тот, что завтра должен был поступить в киоски.
Молчание.
— Это номер с анонсом и фотографиями к «Предательству», — совершенно не к месту вставил Ротауг.
— Но… но… но… — Лестер был потрясен.
— Знаю, что все вы в ужасе, господа, — возвестил Херфорд. — Но не больше, чем я, поверьте мне! Мы не можем выйти! Уже в понедельник вечером от нас потребовали уничтожить весь тираж. Мы скрывали это от вас, чтобы не волновать понапрасну, пока доктор Ротауг еще видел шанс. Он вел переговоры. С тех пор он днем и ночью вел переговоры — до последнего, две минуты назад.
— С кем? — спросил Хэм.
— С приятным пожилым господином из Кельна, — последовал ответ Херфорда. — Тот говорил от имени американцев. И от имени правительственных учреждений. И он попросил — а вы знаете, что это значит, когда он просит! — номер не должен появиться в продаже.
— Но ведь вначале он ничего не имел против. И американцы ничего не имели, — не переставая улыбаться, сказал Берти.
— Вначале и ситуация была иной, — ответил Херфорд. — Когда пожилой господин из Кельна позвонил в первый раз, мы приостановили рассылку. Все упакованные отправления в грузовиках, железнодорожных вагонах и аэропортах были взяты под замок. Если бы мы этого не сделали, тираж ушел бы к оптовикам. А его никто не должен был видеть, пока дело не решено. То, что его видели те, кто выпускал, — с этим уж ничего не поделаешь. И теперь мы должны два миллиона тиража отозвать и уничтожить.
— Но почему? — ничего не понимая, спросил я.
Херфорд одарил меня взглядом сенбернара:
— Из-за вашей серии, Роланд.
— Ничего не понимаю! Перед тем, как мы с Берти вылетели в Нью-Йорк, новую серию все считали великолепной! Вы прочитали то, что во второй части?
— Нет.
— Вы вообще не читали?!
— Нет! — вдруг рявкнул Херфорд вне себя.
— Херфорд, — заныла Мамочка. — Херфорд, пожалуйста! Твое сердце. Подумай о своем сердце! И так все уже хуже некуда!
Херфорд кивнул, снова проглотил свои пилюли и уставился на монитор. На дисплее неожиданно зажглись зеленые буквы, складываясь в сообщение об интересе немецкой читающей публики к серии «Знаменитые художники и их модели». Так же внезапно экран погас.
— Идиоты! Это еще что такое?!
— Технические накладки, — изрек Ротауг и похрустел своими пальцами.