— Итак, вы покинули «Блиц».
— И эти слухи до вас уже дошли?
— Естественно. Даже если и не толковали, почему вы ушли.
— Ну, может, еще и об этом потолкуют.
— Не думаю, — сказал он, поглаживая кошку. — Нет, думаю, что точно нет.
— Но вам это известно.
— Но мне это известно. — Он снова засмеялся. — Вы, должно быть, еще не забыли о господине Зеерозе?
— И что Зеерозе?
— Он жил здесь же, в Кёнигштейне, — любезно ответил Ванденберг. — Неподалеку. Мы были очень дружны. — И, заметив мой взгляд, поспешно добавил: — На самом деле я ничего о нем не знал. И то из-за чего он теперь скрылся… об этом я тоже не имел понятия. Я бы высмеял любого, кто бы стал утверждать, что он восточный шпион! Это же, в сущности, абсурд, не правда ли?!
Я промолчал.
— Вы тоже считаете это абсурдным, — продолжал он. — Но кто заглянет в человеческую душу?
«Кто заглянет в твою?» — подумал я, но тут же упустил эту мысль.
— Мы с Зеерозе часто играли в гольф. И в ноябре тоже, когда… когда вы были в Гамбурге. Зеерозе поведал, что вы вышли на горячее дельце. Я сначала не верил этому, но очень скоро вынужден был поверить. Военные планы стран Варшавского Договора. Американцы и русские. И что это будет грандиознейший материал за все время существования «Блица».
— Он вам это рассказал?
— Да. Он доверял мне. Мы были друзьями. И долгие годы соседями. Франки тоже от него. Подарок.
— Кто такой Франки?
— Вот этот кот. Мой любимец.
— Ага.
— Господин Роланд, слушайте меня внимательно: я был другом Зеерозе. То, что он сделал, меня, естественно, ужасает. Но я никому не судья. И я никогда не был другом вашего издателя. После войны он не раз пытался подорвать мое книжное издательство, чтобы самому купить его, по дешевке.
— Зачем?
— Хотел собственное книжное издательство.
Это соответствовало действительности. Только я не знал, что Херфорд интересовался именно издательством Ванденберга.
— Сейчас я стал слишком большим. Сейчас я ему не по зубам, — спокойно сказал Ванденберг. — Но были времена, когда он и его разлюбезный Ротауг очень хорошо держали меня за горло — сразу после финансовой реформы… Он этого не забыл. — Вдруг Ванденберг словно лишился губ. — Я тоже не забыл этого. И я до сих пор не являюсь другом господину Херфорду. Я приверженец идеи «око за око», понимаете меня?
— Да, — сказал я и отпил глоток содовой. Огонь в камине потрескивал.
— Короче говоря, я слышал — не спрашивайте от кого и откуда, этого я вам не скажу, — я слышал, что вы работаете над этой историей дальше, пишете, как сумасшедший.
Я молчал.
— Это так? — спросил он и выпустил облачко дыма.
— Да, — ответил я, затянувшись своей «гаваной», — это так. И что дальше?
— Не будьте таким агрессивным. Я ничего вам не сделаю. Что с вами, господин Роланд?! Вы нервничаете?
— Слегка. Мне не нравится, когда мне недоговаривают.
Над этим он от души посмеялся.
— Ну так слушайте, вы, мимоза! Вы же пишете не в корзину. Вы ведь хотите, чтобы ваша история была напечатана, так?
— В настоящий момент я пишу только потому, что должен записать все, что произошло. О дальнейшем я еще не думал.
— А я, — сказал Ванденберг, — я хочу, чтобы она была напечатана. У меня. Напишете для меня книгу?
— Я?.. для вас?..
— Да. К выпуску осени 69-го. Но она должна быть готова раньше. Скажем, в августе. Успеете?
— Если я буду писать, как сейчас, рукопись, по меньшей мере, в сыром виде, будет готова через два месяца, — ответил я.
— Договорились. А потом мы ее обработаем. Я знаю ваши прежние книги. И я следил за вашей работой в «Блице». Вы чертовски талантливый сукин сын. Я вам доверяю. Но все, естественно, остается между нами. Насколько уж это будет возможным. Я хочу, чтобы даже мои сотрудники ничего не подозревали. Это должно стать настоящей бомбой, понимаете? Когда вы сдадите рукопись, останется еще достаточно времени на пояснения и заключение договора.
— Ах, вон оно что!
Он рассмеялся. Похоже, он вообще любил посмеяться.
— Думаете, я шучу? Вожу вас за нос? Нет. Правда, нет. Договор — это пустая формальность. Мы сейчас же обговорим все условия, я вам письменно засвидетельствую свое согласие. В качестве аванса я вам даю… ну, потому как вы… ладно, скажем так: двадцать тысяч сейчас и двадцать по представлению рукописи. Годится?
— У вас поистине удивительные Будды, господин Ванденберг. Я мало в этом разбираюсь, но, по-видимому, о каждом из них вы могли бы рассказать целую историю.