— Лучший из всех, кого ты токо можешь заполучить, — сказал мне Макс, когда я обратился к нему со своей проблемой. — Подожди, я сейчас запишу тебя к нему.
— Он что, так загружен?
— Не, но он принимает токо по рекомендации хороших друзей. И пральна делает! Он уж всю жизнь этим занимается и ни разу не привлекался не то что в суд — даже в полицию, так-то вот!
Петер Бленхайм изготавливал фальшивые документы: паспорта, удостоверения о гражданстве, о месте рождения, свидетельства о рождении и крещении — и все, что хотите. Причем любой страны. На любом языке. Крадеными документами он не пользовался. Это нам стало понятно сразу же, как только он спросил, в какую страну мы намереваемся отбыть, и какие желаем имена.
— Работаю я быстро, первоклассно и дорого, — заявил он. — Это мой девиз. Еще ни разу у меня не было недовольных моей работой клиентов. И ни одного прокола.
Очень жаль, что я не могу идентифицировать Петера Бленхайма и порекомендовать его самым наилучшим образом всем нуждающимся. Он нас обслужил и наставил, действительно, по первому классу. И не так уж дорого. После этого — у меня оставались еще бриллианты — я легко смог все оплатить, к тому же еще и билеты на самолет, и все расходы, в той стране, куда мы прибыли. На деньги, вырученные за бриллианты, мы перебились первое тяжелое время.
Сейчас мне кажется, все это происходило целую вечность назад. Разумеется, я не могу назвать и наши с Ириной новые имена, и те края, где мы нашли нашу новую родину. У нас все хорошо. Я больше не пишу, у меня теперь совсем другая профессия, и я зарабатываю кучу денег. Нас уже трое. Ирина родила девочку, ее имени я тоже, естественно, не открою. По нашей девочке я просто схожу с ума. Я так давно хотел ребенка! Порой мне кажется, что Ирина меня к ней слегка ревнует. Работа, которой я занимаюсь, честная и порядочная, не то что прежде. Я тоже стал другим — настолько, к примеру, порядочным, что довольно сложными обходными путями выплатил свои долги перед «Блицем» и задолженности по налогам. И я до сих пор капли в рот не беру…
А тогда мы надолго задержались у Петера Бленхайма, потому что нам надо было очень срочно, и он начал работу прямо при нас. Прежде всего он сделал с нас фотографии для паспортов, вместе с нами перерыл кучу бланков и формуляров из двух своих коллекций, и мы вместе скомпоновали две новые жизни: одну Ирине, другую мне — со всеми именами, местами и датами.
— Эти даты и эти названия вы теперь должны навсегда запечатлеть в вашей памяти — наставлял нас Петер Бленхайм. — Выучить наизусть. Если вдруг вас даже выдернут из сна и окликнут вашими прежними, подлинными именами, у вас не должна дрогнуть даже ресница. Новые имена должны войти в вашу кровь. Тренировка, тренировка и еще раз тренировка! Будите друг друга посреди ночи, называйте прежними именами, спрашивайте, когда и где родились, как звали отца и мать! Это куда важнее всех моих бумаг, понимаете?
— Да, — сказал я. Мы и вправду еще долго после нашего отъезда проделывали эти ночные побудки.
— Я всегда говорю, что и стопроцентно безупречно сфальсифицированные документы не помогут, если человек на сто процентов не сфальсифицирует себя, — терпеливо объяснял Бленхайм.
Тут я посмотрел на Ирину, а потом на него.
— В чем дело? — спросил он.
— У вас такой акцент, такой легкий говор. Вы ведь не из Франкфурта?
— Нет, — с улыбкой ответил он и сложил кончики пальцев. — Я не отсюда, хотя прожил здесь уже целую вечность. А этот акцент, смешно, но я просто не избавляюсь от него.
— А откуда вы? — осторожно спросил я. — Из Австрии?
— Еще чуток дальше, — улыбнулся он. — Из Богемии. Оттуда я родом. Там родились мои родители и все мои предки. У нас было небольшое подворье в Шпиндлермюле.
— Шпиндлермюле? А где это? — поинтересовалась Ирина.
— В Ризенгебирге. Неподалеку от Белого Луга. Это, знаете, огромное верховое болото. Вы не поверите, но когда я окончил школу, я продолжал учебу дальше. В Вене. Штудировал философию! — Он рассмеялся. — Удивлены, да?
— Да. — Я посмотрел на Ирину, она ответила мне тем же взглядом.
— Но это было недолго. Потом я повстречался с людьми этого круга и бросил учебу. Вскоре после этого умерли мои родители. Усадьбу я продал… — Он посмотрел перед собой долгим взглядом. — Но это были замечательные времена, тогда, в университете. На каникулы я приезжал домой в Шпиндлермюле, в Белый Луг. Каждое лето приезжал. — Его улыбка стала еще шире. — Тогда у меня была там любовь, целое лето. С девушкой, которая тоже приехала из Вены. Она работала в детском доме. Воспитательницей. Красивая была девушка — и любовь красивая. Да, а теперь вот и жизнь пролетела…