А пока Касьян писал, время от времени гася свет и укладываясь спать, хотя спать ему совершенно не хотелось, он не уставал физически, просто боялся сойти с ума от девяти месяцев непрерывной литературной работы, - так вот, пока он писал, эмбриональные процессы шли полным ходом. Эллипсоид перестал быть эллипсоидом, прозрачная пленка вокруг Касьяна причудливо изменяла свои очертания в полном соответствии с картинками из учебника биологии, пройдя путь от хвостатого головастика до обезьяноподобного существа. На соответствующем этапе возникла пуповина, и по ней побежала кровь, и Касьян увидел, что прозрачные стенки его каземата двухслойны и что, растекаясь между слоями, кровь медленно растворяется в пустоте. Шли месяцы, и за пять дней до рассчитанного Пролеткиным срока, когда он, еще не завершив последнего рассказа, уже начал писать на обложке бортжурнала, ибо чистых страниц больше не было, литературную деятельность пришлось прервать: начались родовые схватки. Псевдоэмбрион трясло и бросало, и твердые предметы, извлеченные Касьяном из рюкзака, сыпались в беспорядке со всех сторон и понаставили ему шишек и синяков, так как впервые это началось во время сна. Пришлось собрать все эти вещи, рюкзак закинуть за плечи и в томительном ожидании, нарушаемом головокружительными падениями, сидеть и смотреть по ту сторону прозрачной силовой пленки. Касьян уже понял, что это не вещество, а просто силовое поле, идеально изолирующее его от организма, в который он помещен. Через пленку поля он увидел, как схлынула окружавшая эмбрион жидкость и устремилась в темный узкий туннель, и стенки поля стали сжиматься, теряя форму младенца, а вход в туннель расширился, и Касьяна увлекло в него, и тогда поле исчезло, а Касьян задохнулся и зажмурился от внезапно навалившихся запахов, звуков и ощущений и, помогая себе руками и ногами, рванулся наружу.
Роженица кричала, а Касьян выскочил мокрый, радостный, отфыркиваясь, сбросил рюкзак, выхватил из кожухов свое космическое оружие и салютовал в потолок. Медсестры попадали в обморок, врач метнулся к склянке с фомальгаутским спиртом, а роженица приподнялась на локтях и, увидев Касьяна, деловито отряхивающего скафандр, сразу перестала кричать, улыбнулась и проговорила:
- Ой, какой хорошенький!
- Здравствуй, мама! - сказал Касьян. Мама была совсем молодой - лет семнадцать, не больше.
- Здравствуй, сынок, - ответила она.
Сестры лежали на полу не двигаясь, врач, уже глотнувший спирта, обалдело смотрел на происходящее и тоже не решался пошевелиться.
- Как вас зовут, мама? - спросил Касьян,
- Пролеткина Мария Ивановна, - солидно ответила юная роженица.
- Что?! - заорал Касьян, и в этот момент мир вокруг него стал стремительно уменьшаться. Черпая энергию из надпространства, капитан звездной разведки вместе со своим рюкзаком вырос до нормальных размеров, лихо спрыгнул с постели и вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Да знаете ли вы, кто я такой?!
- Знаю, - ответил врач, уже пришедший в себя. - Вы - контактеро первого класса Касьян Пролеткин. Но эта девочка не ваша мать. Просто случайное совпадение.
- Слава богу, - выдохнул Касьян.
Хотя роженица была совсем не похожа на его мать, в какой-то момент Пролеткин действительно испугался, что заброшен в прошлое.
- Простите, а в каком смысле Мария Ивановна девочка? - спросил Касьян, удивленный таким обращением к женщине в родильном доме.
- В самом прямом, - сказал врач. - Она девственница.
Касьян оглянулся на свою юную мать и, увидев, как она вопреки всякой логике стыдливо отвернулась, прикрываясь руками, ощутил такой прилив нежности, что даже врач не мог не заметить, каким неотрывным влюбленным взглядом смотрит знаменитый звездный капитан на свою новую маму - очаровательную Машу Пролеткину.
- Царь Эдип вам кланялся, - с сарказмом проговорил врач.
Из интервью, взятого у контактеро первого класса Касьяна Пролеткина специальным корреспондентом международного еженедельника "Зеркало мира".
Корр. Как вы объясняете причины гибели Мигеля Хортеса?
К. П. Хортес, безусловно, был искусан писсяусами и попал в эмбрион в сильно травмированном состоянии. У Хортеса не было с собой фонаря и не было предварительной информации. Он в принципе не способен был понять, что с ним происходит. Умереть он не мог, так как все процессы в организме приостановились, и, значит, в течение девяти месяцев испытывал поистине адские муки. Я преклоняюсь перед мужеством и мудростью моего друга, который, проведя девять месяцев во мраке и боли, не стал стрелять ни в себя, ни в окружающую тьму. Но когда начались родовые схватки, он, безусловно, стрелял. Может, от страха, может, от усилившейся боли, может, еще от чего-то. А силовое поле настолько смягчило выстрелы, что патологоанатомы приняли их следы за травмы, нанесенные тупым предметом. И наконец, когда поле пропало, возобновившиеся в организме Хортеса процессы незамедлительно привели к летальному исходу.
Корр. Ваша вторая мама стала вашей женой. Как отнеслась к этому ваша первая мама?
К. П. Весьма положительно. Моя первая мама давно мечтала видеть меня женатым, и теперь обе мамы замечательно ладят между собой.
Корр. А не мешает ли вам в вашей супружеской жизни эдипов комплекс?
К. П. Я свободен от каких бы то ни было комплексов вообще. И мы с Машей очень любим друг друга. Скоро у нас родится сын. Он одновременно станет мне братом.
Корр. Теперь во все полеты вы будете брать с собой жену?
К. П. Думаю, что теперь полетов станет несколько меньше, но, безусловно, мы с женой не собираемся разлучаться надолго.
Корр. А на чем вы думаете лететь?
К. П. Пока действительно не на чем. Но точная копия моего утраченного корабля "Кабану супербот" уже строится. А вообще-то я мечтаю вернуть себе тот, подлинный корабль, хотя сейчас еще не знаю, как это сделать. Если мы научимся программировать хортеситские штучки, может быть, мой корабль родит какая-нибудь слониха.
Корр. Скоро ли увидят свет ваши записки?
К. П. Отдельные главы из них уже публиковались в "Галактическом вестнике" и даже в вашем еженедельнике. Полностью мои "Внутриутробные записки" должны выйти в этом году в издательстве "Гипернуль".
Корр. Ваше отношение к гипотезе отца Лаврентия.