Волосы ангела, еще влажные, свисают резиновыми нитями. Стрижка каре визуально удлиняет лебединую шею. Тайка кажется очень юной, хотя она старше меня на пять лет. Действительно, люди в этой части света выглядят молодо, но в данном случае причина в другом — необыкновенная легкость. Боже, как она сияет! Ангельская кожа словно светится изнутри.
— Передай-ка салфетку, — говорю.
Ее рука потянулась вперед, и я обхватил тонкое запястье. Кисть напряглась в попытке ускользнуть, но я удержал. Мне не хотелось отпускать. Я чувствовал как наши ладони тают, сливаясь в общее тепло. Приятное чувство разлилось по предплечью.
Глаза девушки закрылись, бросив длинную тень от ресниц. Затем, взмахом крыльев, ресницы распахнулись. И я увидел тот самый взгляд — ласкающий, женский, материнский. Шелковый взгляд. Пропитанный нежностью кошки и любовью к мужчине, на которого он направлен.
Так мы и сидели, держась за руки и перестав жевать. Во рту слюна обволокла и растворяет комок риса. В этом моменте заключено все, что не выразить словами. Дом, пропитанный запахом дождя. Блики на траве. Тепло ее ладони. Непринужденность. Все такое родное и близкое! Будто сладкий сон, где у меня снова есть семья, жена, дом. Стало ясно, в какую реальность я всегда держал путь.
Диванчик из лозы еле умещается на маленькой веранде второго этажа. На стене висят черно-белые фотографии — портреты пожилых азиатов. На чайном столике стопки книг.
Книги не навалены в кучу, как в прошлый раз, а стоят колоннами разной высоты. То, как организованы столбики, не выдало никакой последовательности, хотя поначалу показалось, что это Фибоначчи. Подобрав со стола «Искусство любить», лежавшую сама по себе, листаю растрепанные пожелтевшие странички.
Тайка приблизилась с двумя бокалами вина, наполовину красными и округлыми, как беременная газель. Поставила один передо мной и села на диванчик, подобрав под себя ногу. Теперь ее рубаха не свисает, а надулась бумажным фонариком. Тонкие пальцы удерживают хрустальную ножку, побалтывая. В бокале кружится бордовый водоворот.
Я протянул руку, и бокалы звонко встретились. Цам!
Все это время я не сводил с нее взгляда. Черт возьми, эта женщина — самая большая загадка из всех! Сводит с ума. Может, она вовсе не ангел, а колдунья, умеющая превращаться в дождь?
— Это какая-то проверка?
Она промолчала с момент, потупив взгляд.
— Может быть.
Взбалтывает вино.
— Почему мы пьем?
Глаза взлетели на меня.
— А почему нет?
— Ну, я думал, наш девиз: «жизнь — самый сильный наркотик».
— Наркотики, при желании, можно смешивать. А ты задаешь слишком много вопросов.
— Знаешь, когда мы впервые встретились, я думал, что ты сумасшедшая.
— А сейчас?
— Сейчас я сам стал таким.
Она протянула бокал, и стеклышки снова встретились. Дзинь!
Голова кругом.
Собеседница наклоняется в мою сторону:
— Когда мы впервые встретились, у тебя был взгляд смертельно раненного пса. Не знаю как ты вообще выжил.
Откидывается назад и хихикает.
— Ты меня сделала сильным, — говорю.
— А ты меня делаешь уязвимой, — ставит бокал на стол.
Ее улыбка меняется.
— Это какая-то игра? — спрашиваю.
— Ты снова задаешь вопросы.
Делаю терпкий глоток.
— Расскажи о себе, ведь я почти ничего не знаю.
— Тебе по-прежнему, непременно, все хочется знать?
Я ничего не ответил, разрываемый смешанными чувствами. Действительно, знать не хотелось, а лишь любить и безвозмездно делиться. Но, в то же время, я желал эту женщину всю, целиком, вместе с ее таинственным прошлым.
— В тебе всегда жила доброта, — она подобрала бокал со стола. — Правда, ты слишком зациклился на своей драме. Но не только у тебя была трагедия, она есть у каждого, и у меня тоже. Видишь эти фотографии на стене? В шесть лет меня отдали в секцию тренироваться тайскому боксу, это было в Бангкоке.
Она замолчала, рассматривая фотографии, словно видит впервые. Азиаты глядели на нас строго и укоризненно. Будто сами никогда не пробовали вино.
Тут же перед глазами ярко вспыхнул образ маленькой девочки: со стрижкой каре и огромными перчатками на тонких ручках. В сердце что-то дрогнуло.