В небе зарокотал мотор, на импровизированную аэродромную площадку спустился самолет, выскочивший из аэроплана приземистый и широкоплечий летчик (или там бортмеханик-бортпроводник) попросил быстрее, мол, еле прорвались. Провожая улетающих, обнял каждого, это же братья по оружию, сколько с ними пережито. Когда последний, чудесный латыш Круминьш садился в самолет, со стороны охраны послышались выстрелы.
- Поезжай, то есть лети уже, - кричу я и самолет, начинает двигаться, приземистый член экипажа захлопывает дверь, и все аэроплан несется вперед и отрывается от земли, уфф все, бегу на выстрелы.
Хорошо, что прихватил с собой МП и подсумок (или как он у немцев называется), передергивая затвор, оказываюсь среди бойцов. Они залегли и ведут перестрелку, из кустов в нас летят пули, пытаюсь короткими очередями отвечать на вспышки. Из лесу, слышны короткие команды на немецком, черт они нас окружают. Немецкий говор уже слышен со всех сторон, говор сопровождают выстрелы, причем не только с карабинов, противник не хуже нас вооружен автоматическим оружием.
- Ребята, немцев больше, и они со всех сторон, поэтому, предлагаю прорываться, сперва закидаем гранатами, пространство против нас и вперед, короткими перебежками к технике.
Странно, но почему то молчат пулеметы на мотоциклах и ганомагах, неужели их сняли бесшумно а? И кинув десяток гранат, выдвигаемся вперед, по направлению к нашей технике, пока бежим, падает несколько бойцов, увы, но нет времени проверить кто ранен, а кто убит.
Наконец добегаем к месту, где оставалась техника с охраной, по нам в упор бьют два пулемета с ганомагов.
- Не стреляйте свои, - кричим мы.
- Русише швайне, - отвечают нам в ответ и снова очереди, блин на голос стреляют суки, хорошо хоть самолет им не достать.
Мы короткими перебежками, теряя на ходу товарищей, передвигаемся уже куда-то наобум, темнота ведь...
Когда я очнулся, я осознал, что лежу в лесу один, и понятия не имею где я.
- Аууу, ребята, вы где? - шепчу я, потом тоже повторяю громче, а затем еще громче. А в ответ тишина, вокруг ни души, черт не оправдал я доверия партии и правительства, потерял ребят. Уже очень светло и по часам понимаю, что уже утро, время полшестого, осматриваю свое снаряжение, я в форме РККА (пока еще старлейские знаки различия), у меня автомат МП и только один рожок с патронами, плюс парабеллум с двумя магазинами, хорошая граната Ф-1 и руки плюс ноги. А исходя из того что немцы скорей всего рыщут уже вокруг, то надо брать то пора эти ноги брать в руки, и дергать отсюда.
Ах да, день кончился, но какой же ужасный день.
17 июля 1941 года где то в Белоруссии (в 50-70 км от Бресткой крепости)
И начинается день, который еще хуже предыдущего, почему? Я отлично понимаю, что просрал взвод наших бойцов, моих братьев, и грош мне как командиру. Кроме того я понятия не имею, где я нахожусь, и что мне делать, я конечно могу теоретически вернутся к нашей базе. Но как я там посмотрю в глаза бойцам, я командир, капитан и вернусь без ребят, но сам в целости и сохранности.
Единственный путь, у меня теперь, это умереть, но забрать с собой на тот свет побольше гитлеровцев. Увы, и на этом пути меня ждет засада (почему?) да потому что я же реальный представитель нереального класса "деньсурковцев". Этакий среднеазиатский новоявленный Дункан Маклауд (он же "Горец"), я убить могу кого угодно, а меня фигвам, меня не убить. И напрашивается вывод, я должен стать кем-то типа Манзырева-Леонова из классика (Конторовича конечно), и направо налево мочить гитлерюг. Да с ного-руко-башко-носо машествами я не особо дружу, зато Манзырева легко можно было пристрелить, а меня пристрелить, это все равно, что Волгу выпить, причем насухо как Либрез Инвизибл.
И я иду инстинктивно куда-то вперед, тем более в лесу ориентироваться я не умею, в степи, в горах без проблем (я там вырос), но лес - для меня темный лес (успокойтесь языковые пуристы, это спецтавтология, каламбур). Натыкаюсь на немецкую цепь, немцы старательно прочесывают лес, ищут меня (теплится надежда, что не только меня, может не всех наших, убили). Что-то командует немецкий офицер, и гитлеровцы меня окружают, живым взять хотят, ага щас. Немчиков всего около отделения, зная, что нас в лесу осталось один два человека, командир их оставил всего десяток зольдатиков с унтером во главе. Затвор у меня передернут давно, палец на спусковом крючке, и когда они уже в 50 метрах, даю длиннющую очередь от пуза. Немцы дружно падают, льщу себя надеждой, что не все от страха, должны быть и от пуль, полтинник метров от МП не спасает.