29 октября. Вот и сегодня пришел к кафетерию, постоял минут 30 в очереди, и... объявили перерыв на три часа для кормления эвакуированных, которых привезли откуда-то на барже, значит, из Беломорска или Мурманска — не все ли равно! Я ушел домой. Выстирал сатиновую рубаху зеленую и отправился опять пытать счастья у кафетерия. На аптеке ниже нуля, чуть Nord-Ost, пасм[урно], во второй половине дня снегопад. Под этим снегопадом и Nord-Ost’oM пришлось выстоять с 16 до 17 ч. 30 мин., а когда я вошел в столовку, то увидел, что эвакуированных кормят лучше, чем бойцов ПВХО: суп мясной, гуляш с картошкой (количество мяса в гуляше больше), каша рисовая с маслом, колбаса жареная с картошкой (колбасы обильно), и я понял, что эти эвакуированные — коммунисты и комсомольцы, и притом «интеллигенция» (дармоеды с портфелями), хорошо одеты. Вышел я из КФТ, как и следовало ожидать, в 19 часов. Но что будет со мной, когда начнутся морозы? Как я буду выстаивать по полтора часа под окнами кафетерия? Придя домой, я спал с 20 до 23 часов, а 29 октября с 2 до 4 часов «дежурил» у себя в комнате с красной повязкой (в кармане, а не на руке). Черт на попа не работник! Надежда вышла в 4 часа мне «на смену» и, вернувшись через две минуты, сказала: «Ну и снегу!» Итак, ночью выпало много снегу.
29 октября 1941 г. утро солнечное, но облаков много, ветерок с запада или юго-запада, небольшой морозик, снежный покров 6 см толщины. В 16 часов 0°. У каменного здания, внизу которого помещается кафетерий, — таяние, у деревянных домов таяния нет. Вечер звездный, очень ярко светит луна (20 ч. 30 мин.), облаков очень мало, ветерок с запада.
Нечто неописуемое творилось у входа в кафетерий и в самом кафетерии. Касса пробивает чеки на гуляш без хлеба (хлеба нет!), но хлеб есть de facto. Получаю гуляш из ливера (90 коп.) с кашей, но вижу, что менее счастливые получили гуляш без каши, вторично иду к кассе, на этот раз касса пробивает суп и хлеб (40 коп. и 23 коп.), сажусь и ем. Vis-a-vis какой-то военный с дорогим гуляшом («по талонам»), он то и дело убегает пить воду. Наконец, мне: «Отец, будешь есть кашу?» — «Но почему бы Вам ее не скушать? Кушайте на здоровье!» — «Ешь, старик!» Он уходит и оставляет на тарелке не только кашу, но соус и даже кусочек мяса, часть соуса и каши (соус оказался чрезмерно солон), но мне хотелось взять еще супу, потому что съел только два ломтика хлеба (свой и оставшийся от военного). Я привык за 4 дня брать по три супа и один раз даже удалось четыре, но супа не пробили в кассе, а пробили гуляш 2 р. 50 коп. и хлеб 34 коп. (полубелый), но гуляша не хватило, а хлеба без гуляша не дали, и другим тоже. И началась канитель с получением денег из кассы. Кассир (шатенка с бровями, прямыми, как у гейши) хотела, чтобы мне выдали хоть хлеб, но, в конечном счете, вынуждена была возвратить мне 2 р. 84 коп. Так я промытарился с обедом с 16 до 20 ч. 30 мин., из коих два часа на улице.
30 октября. У меня «царапает» в горле: ноги вчера очень озябли от двухчасового стояния у КФТ на мокром снегу. Сегодня в 7 ч. 30 мин. — 6,5 °С на аптеке, в 13 часов -4,5 °С, это первый столь холодный день. Оказалось, что столовая бывшей ДТК «для всех». Я встал в очередь в 10 ч. 30 мин. и стоял на улице не больше 20 мин., затем внутри, к гардеробу, не меньше 20 мин. Остальное время — за столиком в ожидании приноса обеда (суп 21 коп. и хлеб 23 коп.), причем официант не дал мне сдачи (и это хорошо: на завтра). Чаевка — в данном случае 2 коп. — это не убыток для меня, а все же польза для него. Из нижнего этажа я пошел наверх и там очень долго сидел в ожидании супа (все тот же, рыбный, из костей), получил сдачи 5 коп. с 50 коп., но счел своим долгом дать официантке 3 коп., ибо она сказала, что с меня 46 коп. (если она не «ошиблась», то цена супа 23 коп.). Итого, я съел три супа и три ломтика хлеба, и все это обошлось 1 р. 48 коп. Завтра утром пойду туда же. [Из] бывш[ей] ДТК я вышел в 13 часов. На обед всего ушло 2,5 часа, причем мне кажется, что очередь на улице и в гардеробе я очень преувеличивал.