Ели мы теперь за большим обеденным столом, который стоял посредине комнаты под люстрой из висячих стеклянных палочек. На время обеда папа снимал пиджак, вешал его на спинку своего стула и клал газету перед собой. После обеда он обычно вынимал из маленького карманчика часы, нажимал на кнопку, крышка часов подскакивала, и он шел в угол к письменному столу, зажигал зеленую лампу, наклонялся над столом, его большая голова с лысиной становилась белой, как у нашего школьного истопника в Нуавести, когда он умер и лежал в гробу. Ройне и мама тоже садились работать за обеденный стол, а я шла к старой бабушке за большой шкаф. У нее там была своя маленькая комнатка. Наша комната была разделена двумя шкафами. За другим шкафом был кухонный стол со шкафчиком, в которых была кухонная посуда и еда.
Бабушка уже прочитала мне все финские книжки, а по-русски она не умела читать, и я возвращалась к маме, но она каждый раз говорила:
— Посмотри книжки или поиграй в куклы.
Когда я начинала рассматривать книжки, я спрашивала, что здесь написано, хотелось, чтобы мама или Ройне почитали, но Ройне повторял одно и то же:
— Сама научись.
Мама говорила ему, что я еще маленькая. Но Ройне начал меня учить. Он взял свой букварь и показал мне буквы, но слова у меня не получались, Ройне сердился и обзывал меня бестолковой, я начинала плакать, а он шипел: «Плачет Мирья-ревушка, ревушка-коровушка».
Мама купила книжки-малышки. В них было много картинок и мало текста. Когда я оставалась дома со старой бабушкой, то рассматривала эти картинки, и как-то из букв стали получаться слова. Но когда мама послушала, как я читаю, она сказала:
— Теперь ребенок научился читать неправильно.
Она начала меня переучивать. Мы вдвоем читали громко по слогам, а когда я читала сама, опять получалось неправильно, но зато у меня выходило быстрее.
Приехал дедушка и привез елку, она была вся ледяная, и ее отнесли в прихожую оттаивать. А днем, когда Ройне и Кертту пришли из школы, мы начали наряжать ее. Поставили елку в комнате Кертту, у них была такая же комната, как наша, но их было всего трое. Начались зимние каникулы. Вечером открыли двери между нашими комнатами. Все со стульями пришли к нам, а на стене в комнате Кертту повесили простыню, и папа показывал громадные, во всю простыню картинки про Ленинград. Он рассказывал что-то непонятное, но было все равно интересно: картинки были громадные, голова Медного Всадника не поместилась на простыню, и она получилась полосатой с цветочками — от обоев.
Утром мама повела нас в школу, где учился Ройне, на елку. Она привела нас, а сама ушла по делам. Елка там была до самого потолка и вся усыпана сверкающими игрушками и разноцветными лампочками. Детей было очень много. Я потеряла Ройне и Кертту, но их подозвал к себе Дед Мороз взять пакетики с гостинцами, и я их увидела. Меня Дед Мороз не вызвал. А я бы рассказала стихотворение «Мужичок с ноготок», и он мне тоже дал бы гостинцы, и все бы громко хлопали.
Я это стихотворение очень хорошо рассказывала со сцены в прошлый Новый год в маминой школе. Все подходили ко мне и маме, улыбались, говорили: «Такая маленькая и так выразительно читает!».
К этому Новому году я отрепетировала его снова с мамой, но меня никто не попросил рассказать его, а Ройне и Кертту не умели так читать стихи. Они вообще никогда не выступали. Почему-то боялись, а я нисколько не боялась и любила выступать. Я летом в деревне у бабушки, в магазине на прилавке рассказывала стихотворение про трактористов. Меня все слушали и громко хлопали. Мне тогда бабушкины знакомые купили пряники. Они меня и на прилавок поставили, чтобы было, как на сцене, и дверь закрыли, чтобы никто не помешал. Но здесь просто никто про это не знал. А когда дети начали танцевать вокруг елки, Ройне и Кертту взяли и меня. Стало весело и жарко. Когда мы кончили прыгать, меня начали угощать леденцами и мандаринами. Теперь, когда мне стало весело, я увидела в дверях маму, она держала в руках мою шубку. Мама сказала, чтобы мы торопились: после обеда пойдем на Дворцовую площадь смотреть новогодний базар.
Вечером мама и папа повели нас на площадь Урицкого. Папа так называл площадь, на которой стоял дворец, а соседи в квартире называли эту же площадь Дворцовой. На площади была огромная елка, на самой ее верхушке сидела черная ворона с большим красным клювом. В клюве у нее был круглый желтый кусок сыра. По всей площади были расставлены ярко украшенные ларечки с елочными игрушками и гостинцами. Папа с мамой купили для нашей елки украшения и пакетики с гостинцами, а потом мы пошли пешком через Дворцовый мост. Было темно. У фонарей кружились пушинки снега.