На опушке леса шла скоростная посадка на дублей. Те ввинтились меж стволов, унося людей. Если не успеют до прихода орды, всё бессмысленно. Умереть нужно в игольнице преобразователя. А почему людей должны обязательно жрать — совсем уж некстати озадачилась Наруга, съезжая на заднице по особо крутому участку. И как раньше в голову не приходило? Почему их нельзя пристрелить или зарезать?
— Пробовали, — ответил Гет, поддерживая Акери.
Наруга поняла, что рассуждала вслух.
— И что, не вышло? — переспросила она, обогнув валун.
— Нет, — отрезал Гет и обернулся.
У неё тоже закололо в затылке. Ещё чуть-чуть, и у кромки вершины покажутся первые лаборанты планеты, несущиеся завершить эксперимент. Спуск стал более пологим, и они побежали. Над головой всё громче напирали звуки, напоминающие настройку симфонического оркестра — только ещё гаже. Наруга скакала козой, внимательно смотря под ноги. Без Нара ей не восстановится, если сломает ногу, а таскать такую корову с прежней скоростью Гету не под силу. Сверху посыпался водопад мелких камней. Несколько ударили её в затылок, плечи, спину. Но так, слегка, на излёте — голову не пробьют, и лес уже близко.
На опушке Акери забилась в их руках, заверещала:
— Пустите!
Они отпустили. Она моментально взмыла вверх — откуда только силы взялись? Гет мог бы её поймать, но Наруга ударила его по рукам.
— Хорошо! — чирикнула Акери, плюхнувшись пузом на нижнюю ветку и свесив вниз голову. — Бегите! Я задержу ещё немного!
— А потом?! — рявкнул Гет.
— А потом в дерево! — нетерпеливо завопила Наруга, утаскивая его в лес. — Она в порядке!
Они помчались к озеру. Вылетев на пляж, увидали, что дубли уже разгружаются у преобразователя. Пляж перемахнули на одном дыхании и как раз успели попрощаться, прежде чем приговорённые полезут между столбами в круг. Наруга, схватила за руку Гаффара и оттащила в сторону. Зашептала на ухо:
— Выдержи, не убивай Ханан. Трудно, но выдержи. Её должны съесть. Убитые не возрождаются.
— Точно? — просипел старик, хватаясь за сердце.
— Точно, отец. Пробовали, — обняла она его и взмолилась: — Выдержи, пожалуйста. Ты сильный. Ты сможешь.
— Наруга! — заорал Риг.
Она и без него знала, что пора. Десантники и Галя уже влезли в круг. Ханан им не отдали — ждали деда. Тот принял из рук Гранки внучку, протиснулся меж столбами и пошёл в самую середину, где сидели мрачные ребята. Наруга, было выдохнула, но тут заметила, как Галя подползла к севшему Гаффару. Внутри всё перевернулось — в спину ткнулась челюсть склонившегося в тревоге Нара. Решение пришло само собой. Она метнулась к брошенному пулемёту, подхватила, скомандовала машине сесть.
— Уходим! — заорал ей Гет, готовый прыгнуть в кабину.
Остальные дубли, приняв на борт пилотов, уже огибали преобразователь, чтобы переждать нашествие в лесу за ним. Наруга запрыгнула на макушку мандарина, и тот вознёс её вверх. Наставив дуло на Галю, она заорала на весь белый свет:
— Отошла! Отошла от них! Пристрелю!
До девицы не сразу, но дошло. Она метнулась в сторону. Наруга прыгнула в кабину перед самым носом набегающей своры. Нар увернулся и рванул вокруг преобразователя к озеру — рядом пыхтел Дубль-Гет. Кое-кто из охотников бросился за ними — Наруга силой заставила мандарина подобраться к самой воде. Его колотило, ноги не шли, но в какой-то момент от них отстали. Умница Нар сообразил, что случилось и замер у этой непреодолимой для тварей полосы. Дрожь пробегала по всему телу. Ноги подогнулись, и он плюхнулся на брюхо, жалобно квохча.
Наруга смотрела его глазами, как проклятая игольница буквально всасывает в себя измельчавших тварей. Они лезли в него по головам друг друга. Они рвали друга, но не с жадной поспешностью голода, а по-новому: яростно, на уничтожение. Прежний скрипучий ор превратился в визгливое пиликанье. Дико хотелось взять в руки гранатомёт и лупить из него, пока на том месте не останется одна воронка.
Наруга вздрогнула — Гет обнял её и прижал к себе.
— Как я здесь? — не поняла она, оглядевшись.
Рядом с Наром стоял Дубль-Гет и раздражённо ворчал, косясь на озеро.
— На берегу? — совершенно спокойно переспросил муж. — Нар выбросил тебя наружу. Сам. Видимо, не смог переварить твои чувства. Нужно следить за собой, — укорил он её и поцеловал в макушку.
— Это надолго? — процедила Наруга, уткнувшись взглядом в бурлящий котёл преобразователя.
— Долго есть там нечего. Им на один зубок, — гулко бормотал Гет, успокаивая её басовыми вибрациями голоса. — Сейчас уберутся. А потом самое муторное.
— Что? — испугалась она.
— Ждать, — хмыкнул он. — Хорошо хоть дубли подметут всю эту падаль. А медвежье семейство поможет.
— Кстати, — вспомнила Наруга, — а где они?
— Сразу ушли дальше по берегу. Их это не касается. Когда всё закончится, вернутся.
Всё закончилось быстро, как он и обещал: слишком мало мяса и слишком много едоков. Кое-кто из этих ушёл — так рванули к перевалу, словно в них били из лазерной пушки. Большинство мелких разодранных тварей осталось вокруг переходника и внутри. Дубль-Гет немедля отправился обедать — следом запрыгал мандарин. Да и остальные дубли торопились набить брюхо, высаживая пилотов. Патрик уволакивал от иголок Гранку — той прямо зудело заглянуть внутрь. Шатхия шла за ними и пихала кулаком в спину подруги каждый раз, когда та пыталась взбрыкнуть.
— Пошли? — предложил Гет и крепко поцеловал её.
— В лес? — спросила она.
— Рубить дрова, — хмыкнул он, сжав её до скрипа в рёбрах, потом отпустил и пообещал: — А потом в лес. Я соскучился. Еле пережил эту затяжную операцию.
Обнявшись, они потопали к дежурному месту для бивака. Как мужики его находили на совершенно безликом берегу?
Отобедавших дублей они вместе с Патом поволокли в лес — валить самое хлипкое среди исполинов дерево. Мужики его пилили внизу ручной, но какой-то невероятной алмазной пилой, сделанной специально для них мастерами Салихьята. Дубль-Гет с Дубль-Патом поднялись на задние лапы, уперевшись передними в ствол. А Наруга с мандаринами крутились вокруг и кудахтали, раздавая дурацкие советы. Папа медведь со старшим сыном решили присоединиться к забаве, добавив сутолоки и веселья. Потом компания лесорубов дружно вывезла здоровенный ствол на пляж, где валялась на песке и хандрила Гранка. Шатхия сидела в изголовье истерички и долбила её, как дятел, нравоучительными баснями.
Пока мужики добывали из дерева дрова, Наруга лежала на песке и думала о всякой чепухе. Потом вспомнила маму и вовсе зависла, незаметно задремав. Сквозь сон слышала, как разводили костры. Как Пат сгонял к переходнику и вырвал из клыков «этих алчных засранцев» несколько последних шматов съедобного мяса. И как Гранка язвила в адрес Рига, давным-давно сбежавшего вынюхивать свою любовь в древесине. Поднялась она только с первым ароматом прихваченного огнём мяса. Кусок был сродни подаянию, но вовремя. Предстояло тащиться на охоту: ни беррам, ни дублям этих карликовых порций не хватит и до ночи.
— Я пойду, — категорично заявила Шатхия, проглотив свой кусок.
Она терпеть не могла бить баклуши.
— А я не пойду, — буркнула Гранка.
У неё с баклушами полное взаимопонимание: била со вкусом и удовольствием.
— И я пойду, — неожиданно для себя самой вызвалась Наруга.
Шевелиться категорически не хотелось. Но она вдруг поняла: не отвалит на сторону, прилипнет к преобразователю намертво. Убогое, ублюдочное занятие, которое вымотает нервы. Превратит её в нудную дрянь, рассорит со всеми или восстановит против всех, если они проигнорируют её душевные кульбиты. Правда, она намеревалась затащить Гета в лесок — поговорить по душам пару раз — но организм напомнил, что он тут главный. И приоритеты выстраивает в духе конструктивизма, а не плетясь на поводу у женских капризов. Сочтя его резоны правильными и полезными, она оторвала задницу от песка и покликала Нара. Мандарин принёсся пулей, вывесив гроздь густой слюны, как собака язык. Гет с Патриком покликали медведей, и охотники направились обратно к перевалу.