Дубль-Ри недовольно рыкнул, прощупав подозрительным взглядом насмешника. И соорудил хвостами небольшую локальную пыльную бурю.
— Это не мы откопали твою нычку у западной башни Таноля, — возразил Ойбер. — Была нужда жрать это гнильё! Ты ж начисто о ней позабыл. А если бы и вспомнил, так и сам бы жрать не стал. У тебя, дружок, непроходящее воспаление жадности. Однажды ты сам себе трёпку устроишь, как залезешь в свою же заначку.
Дубль-Ри обиженно засопел и требовательно вытаращился на Ригбера, дескать, заступись. Но у того имелся более привлекательный объект внимания, и оскорбленный медведь напомнил о себе грозным рычанием.
— И не подумаю, — невозмутимо заявил Ригбер. — Прекрати орать. Если невтерпёж, так ступай охотиться. А если ты напугаешь нашу маленькую Ари своими воплями, получишь по носу.
Медведь недоверчиво заворчал, как бы ненароком отступив в сторонку. Сделал вид, будто решил почесаться. Тотчас бросил эту затею. Помаялся с минутку и улёгся, скорбно пыхтя под нос ругательства.
— Она там у тебя хоть тёплая? — насмешливо поинтересовалась Гранка.
Наруга хмуро покосилась на шутницу. Но всё-таки пощупала Акери лоб:
— Не пойму. Не чувствую.
— Дышит ровно. Значит, живая, — рассудительно заметила Шатхия, сидя в ногах Ари.
Сидящая в головах Юлька нагнулась и прикоснулась к щеке Акери губами.
— Совершенно непонятно, — подтвердила она. — С этими нашими новыми шкурами ни черта не разберёшь: люди мы или упыри? Ни холодные, ни тёплые — никакие.
— Клыков не вылезло. Человечину не жрём, значит, не упыри, — авторитетно разъяснила Бинка, отирая лицо Акери влажной тряпочкой.
— Чего вы к ней прицепились? — досадливо поморщилась валяющаяся неподалёку Ракна. — Девка спит. Отдыхает после своей древесной жизни. А вы её всё тискаете и тискаете. Теперь-то всё в порядке. Поспит, сколько организм требует, одыбает и проснётся, как новенькая. Сублемированная женщина! Добавь воды, и будет как живая. Меня бы так во сне домогались, я бы всех поубивала.
— Она правильно говорит, — заметила Шатхия.
И укоризненно уставилась на Наругу. Та вздохнула. Отпустила руку Акери и встала:
— Пойду, прогуляюсь. Меня уже тошнит от этой дыры. Кто посидит с зелёной?
— Я посижу, — предложила Шатхия.
— Толку с тебя, — забурчала Бинка, отложив тряпку. — Уж лучше я пригляжу.
— И я! — засуетилась Юлька. — Я уже нагулялась. А ты Наруга тут сиднем сидела, вот и побегай.
Ракна вальяжно поднялась и подошла к подруге. Обняла её за плечи, посмотрела в глаза и тихо повторила:
— Теперь всё в порядке, — и потянула её за собой, приговаривая. — Теперь мы снова вместе. Все живы, здоровы и на равных: оборотни. Гранка! — встрепенулась неутомимая шалопайка. — Шевели конечностями. Покажешь, что вы там за сюрпризы наловили. Прикинь, Наруга, наши хозяйственные славянки объездили табунок мандаринов. И пригнали сюда к котловине.
— Мужики говорят, что в поместье этой скотины полно. Но и наша лишней не будет, — рассудительно объясняла Гранка, догнав подруг. — Мне не улыбается тащиться на юг пёхом. Это ж почти полматерика. А в мандаринах прокатимся туда с ветерком.
— Хорошо придумали, — одобрительно кивала Шатхия. — Будем в них ездить. Только Юлька не будет.
— Почему? — не поняла Наруга.
— А наш Рыжик всех обскакала, — насмешливо пояснила Ракна. — Первой обзавелась медведем. Верней, медведицей.
— Машка? — поразилась Наруга.
— Ага. Мы-то думали, Машка на Акери неровно дышит. Но оказалось, что Рыжая ей милее, — рассказывала Гранка с удовольствием поглядывая на перевал. — Спелись две малолетки так, что и водой не разольёшь.
— Не замечала, — озадаченно моргала Наруга, слегка устыдившись своей одержимости желтоглазой феей.
— Так сейчас заметь, — сухо посоветовала Ракна. — Похвали девчонку. А то она уже вспотела лезть к тебе на глаза, дабы похвастать. Но ты со своим эгоизмом… Странная вещь: в дереве сидела Акери, а деревянной стала ты.
Её нотация была долгой и яркой. Наруга слушала подругу в пол уха и поддакивала. А сама теперь думала только о предстоящем походе за наследством. Ей отчего-то казалось, что она возвращается домой. Ей очень сильно хотелось вернуться домой, каким бы незнакомым тот не был. Внезапно внутри что-то ёкнуло. Наруга обернулась — за ними преспокойно топали Гетбер, Ойбер и даже сам Анатоль. А вслед им вперевалку семенили медведи, задирая головы и принюхиваясь к перевалу. Они тоже хотели домой — у них-то он точно был.
На следующее утро Акери шевелилась так бодро, словно не отсидела себе в дереве всё, что имела. Её заунывное нытьё о подставе и неспособности спасти подруг девчонки пресекли сразу же. Быстренько напялили на зануду всё, что припасли, и объявили беррам о готовности к путешествию. На этот момент кроме прежних защитников у них имелось ещё три бывших кадета: Эйрик, Гуго и Патрик. Три громилы под стать прочим с широкими звериными носами и роскошными шевелюрами. К ним, естественно, прилагалось трое дублей — котловина вдруг стала тесноватой. Вся эта мужская компашка обрадовалась возможности убраться из магической дыры, навевавшей неприятные воспоминания.
Через перевал они перетащили девчонок в считанные минуты: на каждую даму теперь приходилось по собственному кавалеру. За перевалом все три славянки упёрлись рогом, требуя поимки их заготовок, которые подруги продегустировали намедни. Ворча на все лады, четверо берров залезли в кабины своих монстров и попёрли собирать в кучу пасущихся по округе мандаринов. Собирали долго: мандарины не коровы — не жмутся к людям. Но когда первые три оранжевых блина выкатились на просеку, на загонщиков выплеснулось море лестных благодарностей. А Гранка, Бинка и Шатхия тут же полезли в обалдевших от страха зверушек. Судя по тому, как ловко они это проделали, Наруга и вправду давненько сняла руку с пульса. Да, первой в этом деле оказалась она. Зато опытом девчонки обзавелись гораздо быстрей своей командирши.
Осёдланные мандарины привычно подчинились, развернулись и понеслись за остальными сородичами. Их охота была короткой и успешной: вскоре пара фруктов стояла перед оставшимися пилотами в полной боевой готовности. Берры откровенно недоумевали: почему их неожидаемые и оттого невероятно драгоценные подруги выбрали столь сомнительную технику. Да, пауки весьма сообразительны и охотно идут на контакт. Да, они здорово манёвренны и достаточно хорошо вооружены. Но всё равно не самые грозные хищники планеты. Они и выживают-то лишь благодаря плодовитости да стайному образу жизни. Девчонки отмахивались и хихикали, делясь между собой личным опытом пилотирования своих очаровашек.
Для Наруги предназначили самого зловредного самца — вожака небольшого семейства, захваченного в плен. Угнездившись в его сознании, она для начала устроила мужику изрядную трёпку — пусть знает, кто в доме хозяин, когда хозяин уже не он. Самец немного повыкаблучивался, но сдался на милость пакости, что завелась в его башке. И принял за факт, что отныне у него завелось собственное имя: Дубль-Нар.
Эта заминка оказалась не последней. Новый концерт им устроила Машка. То спокойно чавкала подношением, что притащили с ночной охоты заигрывающие с ней самцы, а то вдруг встала в позу. Набросилась на бесхозную мандаринку, что отиралась рядом с Юлькой, и чуть не порвала бедняжку, отгоняя её от своей разлюбезной цацы. Рыжая влетела прямо под нос разъярённой Машки, спасая улепётывающую самочку — та мигом успокоилась. Что-то басовито загулила, пытаясь облизать Юльку. Та с хохотом спаслась от слюнявых нежностей внутри медведицы. Машка удовлетворённо булькнула и с торжествующим видом потопала обратно к потешающимся мужикам всех мастей.
Наконец, весь этот балаган закончился. Караван двинулся туда, куда направляли его медведи, которых паучий вожак боялся до одури. Наруга, как могла, утешала беднягу и держала в узде. За ним привычно потянулась вся семья, состоящая из четырёх самок — Гранка, Бинка, Шатхия и Ракна — ещё пары самок да двух молодых самцов, которым не досталось чужих мозгов. Потому что Акери наотрез отказалась лезть в это создание. Упёрлась и всё тут. Без объяснений и хоть каких-то извинений. Наруга не стала настаивать: не хочешь, не надо. Дубль-Ан усадил зелёную капризницу себе на спину и возглавил поход на юг.