— Скажи, а ты когда-нибудь задумывался, почему у нас всё пошло ТАК? — Ральф повернулся к Джеку и всмотрелся в его хищный профиль.
— Чего задумываться, если я знаю?
Такого ответа Ральф не ожидал, и теперь его разбирало любопытство.
— И что же ты знаешь?
— Из-за тебя.
Ральф ошарашенно посмотрел на Джека, сомневаясь, правильно ли расслышал.
— Из-за… меня? По-моему, из-за тебя!
— Нет, Ральф. Мы с тобой могли бы быть равными по силе. Каждый отвечал бы за своё: ты с малышами за костёр, я с охотниками за мясо. Но тебе понадобилось прибрать к рукам всех сразу. Тебе, знаешь, вообще следовало поменьше выставляться.
— Но… — Ральф задохнулся и возмущённо покраснел. — Но я ведь был прав!
— В этом твоя беда, Ральф. Тебе кажется, что ты всегда прав. Но давай ты посмотришь на всё, что произошло, моими глазами. Мы попали на остров, и все выбрали тебя главным. Хороший из тебя получился лидер? Да нет, не очень. Никто у тебя не работал, все знай только болтали на собраниях да нарушали правила. Надо было меня главным сделать, с самого начала.
— Ну, теперь ты главный. И что, это как-то решило хоть одну нашу проблему?
— Это было несправедливо, — Джек пропустил замечание Ральфа мимо ушей. — Все выбрали тебя, и ты сказал, что хор остаётся мне. А в итоге, когда я забрал свой хор на охоту — свой, чёрт возьми, хор — ты закатил такой скандал, что… — Джек помолчал. Его вдруг так потянуло на откровенности, что он понял: ещё чуть-чуть, и он выболтает всю свою подноготную. — А, к чёрту. Я хотел быть главным, Ральф, но выбрали эти идиоты тебя. Тогда — и это логично — я должен был стать вторым по старшинству.
— Но так и было!
— Нет, Ральф, так не было. При тебе вечно ошивался Жирняй со своими нотациями и нытьём. И чуть что, ты бежал плакаться и советоваться к нему. К нему, а не ко мне. И я был прав, когда говорил, что нам мясо нужно, а ты меня не слушал. И я готов был простить тебе твою упёртость, но в тот день, когда я впервые добыл мясо, я тебя возненавидел. Потому что я делал свою работу. Я принёс мясо, и я… Я знаешь как был счастлив? И знаешь, как я хотел поделиться этим счастьем с тобой? Я правда жалел, что тебя с нами не было. Но так случилось, что именно в этот день, в этот час мимо прошёл корабль. Я виноват в этом? Нет. Я виноват в том, что забрал близнецов с поста. Но они, чёрт возьми, мои охотники, и я имел право их забрать. Ты так кричал, обвинял меня во всех смертных грехах, даже вынудил извиниться перед тобой публично. Ты мой триумф сделал позором. А теперь ответь мне на вопрос, который мучает меня все эти годы. Если помнишь, конечно. В тот момент, когда я охотился, что делал ты?
Ральф замолчал. Ему не надо было вспоминать — он и так помнил тот роковой день прекрасно. Но теперь, выслушав Джека, он понял, к чему тот клонил.
— Ну же, Ральф. Что ты делал?
— Купался, — щёки Ральфа покраснели.
— Ты купался. Скажи мне одну простую вещь, Ральф. Почему ты не был у костра сам? Почему ты не следил за ним и за тем, как несут караул охотники?
— Потому что я положился на тебя.
— Опять виноват я? — Джек недобро сощурился. — Ральф, ты когда-нибудь слышал, что рыба гниёт с головы? И ответственность всегда несёт главный? Я увёл близнецов, чтобы делать дело, а ты прохлаждался, а потом свалил всю вину на меня. И то, что костёр потух, было твоим недосмотром. И вообще ты вёл себя как задница, но никак не хочешь это признать. Ты унизил меня, а потом искренне недоумевал, за что я так тебя ненавижу.
— Но я же просто хотел, чтобы нас спасли! — Ральф в отчаянии посмотрел Джеку в глаза. — Ведь и ты хотел! Признайся, что ты этого хочешь и сейчас!
— Нет, не хочу.
Ральф сдавленно выдохнул; брови надломились, придавая лицу жалкое выражение. Джек снисходительно улыбнулся, как ребёнку или полоумному, и спросил:
— Кто я, Ральф?
— Вождь.
Ральф ответил без тени усмешки, без иронии в голосе. Даже взгляд его был серьёзен. Он, наконец, запомнил, что Джека лучше называть так, как он того хочет. К тому же, это было чистейшей правдой — Джек был Вождём, и этот титул, поначалу смехотворный и глупый, теперь въелся в мозги и сопровождал Джека неотступно. Как когда-то безымянного мальчика все звали Хрюшей и никто, никто этому не удивлялся и не считал это нелепым. Ральф наедине порой ещё звал его Джеком, но только по привычке и рассеянности.
— Именно. Я — Вождь. Я — власть и закон, хозяин острова, и сила на моей стороне. Но это только здесь. На этом клочке суши я владею и тобой, и всеми ими, — Джек пренебрежительно кивнул на копошившееся в крепости племя, которое было прекрасно видно. — Каждым деревом, каждым фруктом, каждой свиньёй. Но скажи мне, Ральф, кем я буду, если вернусь? Сколько нам лет? Сколько нам было, когда мы сюда попали?
— Мне было двенадцать, почти тринадцать. Тебе, должно быть, тоже, ну или чуть больше.
— А сейчас?
— Должно быть от двадцати до двадцати пяти, наверное.
— Мы молокососы, Ральф. Щенки. Мальчишки. Здесь я — хозяин целого острова. Там — почти ребёнок. И я не хочу быть щенком, Ральф.
— Лучше быть дикарём и людоедом? — Ральф сначала сказал и не успел подумать. Джек замахнулся, Ральф зажмурился, но удара не последовало. Джек опустил руку и самодовольно ухмыльнулся.
— Да, если ты Вождь дикарей и людоедов.
— А как же племя? Тебе всё равно, чего хотят они?
— Поверь мне, что ничего другого они уже не хотят, — с комической, но незыблемой убеждённостью ответил Джек. — Они счастливы.
Ральф только махнул рукой: против такой непробиваемой самоуверенности бороться было трудно.
========== 4. Амулет на удачу ==========
«Но вспять безумцев не поворотить —
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули».
© В. Высоцкий
Утро стояло пасмурное и влажное. По всему было видно, что надвигается ливень: низкие серые облака зависли над островом, сливаясь с водой на горизонте, птицы в джунглях притихли, всё вокруг будто застыло, ожидая, когда дождь обрушится на землю и море.
В лагуне пока было спокойно, и вода как всегда была голубая. Далеко в океане волны поднимались уже нешуточные, но здесь, в чаше кораллового рифа вода была чистая и прозрачная.
— Она тёплая, прыгай, — голова Эрика торчала над водой, мерно покачиваясь на волнах.
Сэм сидел на маленьком утёсе, скорее даже просто крупном камне и внимательно всматривался в воду. Гарпун в его руках застыл, готовый в любой момент пронзить водную гладь и вытащить на воздух новую рыбину.
— Погоди, вон там большая плывёт. Не двигайся, а то спугнёшь.
Эрик послушно постарался застыть, только чуть перебирал в воде ногами, чтобы не опуститься ниже. Сэм сделал резкий выпад рукой и поднял гарпун наверх. На острие билась ещё живая рыба; Сэм снял её и ударил головой о камень. Оставив гарпун и весь улов на скале, он присел, разогнулся и почти бесшумно вошёл в воду в двух-трёх метрах от брата.
Вода и впрямь была тёплая, но попрохладнее воздуха. Приятно было окунуться в неё после двух часов, проведённых на раскалённом камне, когда жара как что-то осязаемое перекатывалась в воздухе. Эрик улыбнулся и нырнул. За те два часа, что Сэм проторчал на скале, он несколько раз спускался на дно лагуны и успел натаскать на поверхность моллюсков — они теперь лежали рядом с уловом Сэма, на камне.
Сэм последовал примеру брата и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнул. За годы, проведённые на острове, все охотники научились мастерски нырять и задерживать дыхание на достаточно долгое время. Но теперь они плыли неглубоко, не пытались добраться до дна, только смотрели на него: оно было пёстрое, красочное, волшебное. Внизу плавали мелкие рыбёшки, танцевали колышимые течением живые кораллы.