Федора оделась и, взяв детей за руки, вышла из дома. Перед ее, глазами предстало следующее зрелище. Офицер, только что допрашивавший ее, бездыханно распластался на земле лицом вверх, на месте правого глаза зияло отверстие, из которого вытекала тонкая струйка крови. Невдалеке от него корчился от боли, обхватив руками живот, солдат, осматривавший ее одежду. На дороге валялось еще несколько трупов, возле которых суетились французы.
Федора кустами обошла это злосчастное место и почти бегом, увлекая за собой Бориску и Манятку, пустилась по дороге. Достигнув леса, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Вдруг из густого ельника, одновременно с двух сторон выехали на дорогу два всадника и преградили ей путь.
— Куда тебя несет, чумная? — пробасил бородач. — Француз кругом. Детей хотя бы поберегла, коль самой жизнь не дорога.
— Ой, наши! — всплеснула руками Федора.
— А на кой хрен нам быть чужими.
"Казаки", — смекнула Федора, а вслух сказала:
— Не вы ли только шум на городской заставе учинили?
— А тебе до энтова какое дело? Ну, мы!
Федора низко поклонилась и вымолвила:
— Ой, спасибо, родненькие! Вы же меня от позору и надругательства спасли… Пытать меня собирались, изверги.
— Это как же? Разве есть закон с бабами да с малыми воевать?
— У этих нехристей, видать, законы, как на живодерне, — вмешался в разговор молодой казак. И может быть, он бы продолжил мысль, но из леса выехала большая группа верховых и окружила Федору с детьми.
— Вот, господин есаул, баба с ребятишками, изволит из самого Полоцка бежать.
— Как же ей это удалось?
— Выходит, что мы подсобили.
— Ну если так, то пусть идет с богом куда надобно.
— Надобно мне в ваш главный штаб к генералу Властову, а зачем — только ему одному могу открыться.
— Эк, замахнулась! — произнес есаул и, видимо, что-то прикинув в уме, спросил: — А откуда тебе известна фамилия начальника арьергарда?
— Сорока на хвосте принесла. Сказываю, нужон он мне, а если не веришь, что и я ему нужна, проводи к генералу.
III
К Властову есаул пробился с трудом. В небольшой избушке, которую он занимал со штабом, было полно офицеров. У дверей навытяжку стоял часовой. К величайшему удивлению есаула, лишь только он доложил о Федоре, генерал вскричал: "Где она?" Есаул ввел ее в комнату.
— Вот радость-то какая, а я уже, грешным делом, я в живых тебя не чаял видеть. Хотел нового гонца в Полоцк посылать. Только теперь вижу, что не ошибся Рябинин, — произнес Властов.
— Спасибо казакам, ваше превосходительство, выручили.
И Федора рассказала, что с ней произошло, когда она покинула город.
Во время рассказа есаул стоял в безмолвии и, наконец, решил напомнить о себе, кашлянув в ладонь.
— Ты еще здесь? Конечно, было б неплохо, если бы твои ребята вместо двух десятков убитых одного живого француза привезли. Теперь в нем надобность отпала. Передай своим молодцам сердечную мою благодарность. Ступай. Хотя, погоди, — Властов позвонил в колокольчик, на звук которого вошел адъютант, совсем еще юный поручик, над верхней губой которого еще только начинал пробиваться пушок.
— Что прикажете, ваше превосходительство?
— Приказания мои будут таковы. Пиши. Есаула Верхова за геройство в нынешнем поиске, в коем убито до трех десятков французов и спасена жизнь важной для армии персоны, представить к монаршей награде. Всем казачкам его отряда выдать по чарке водки. Вот теперь можешь идти, есаул.
— Ваше превосходительство, — обратился к Властову Верхов.
— Что еще?
- Ошибочка в повелении вашем случилась. Положили мы неприятеля числом до двадцати.
— Я еще в своем уме и коль с десяток надбавил, значит, надобность в том есть. Да за нее одну, — указал он кивком головы на Федору, — я и сотню убиенных неприятелей не променяю.
— Рад стараться, ваше-ство! — рявкнул есаул и, брякнув шпорами, вышел из комнаты, думая про себя: "Вот ведь простолюдина, баба, а ценность какую имеет. Не зря, значит, говорила, что надобность в ней особая есть".
— Ну, где твое донесение? — нетерпеливо спросил Властов.
- Позвольте кликнуть Бориску, у него оно. Подай, сыночек, шапку. Да ступай. Я скоренько, — обратилась она к мальчугану и, попросив у Властова ножик, аккуратно вспорола подкладку и достала в несколько раз сложенный листок,
Властов развернул его, с жадностью перечитал несколько раз и перекрестился.
- Благодарение богу, в сей бумаге кровь сотен российских воинов сбереженная. Ну а на плане сможешь показать, где у французов батареи поставлены?
— Почему же не показать? Только чтоб в точности, как у их благородия господина офицера был, что в Погирщину наведывался.
— Такой? — И с этими словами Властов развернул перед Федорой план города. — Вот Двина, вот Полота, а вот Спасский монастырь, вот замок, а это Петербургский тракт, деревня Белое, где мы сейчас находимся. Вот тебе карандаш, отметь на схеме все, что знаешь.
Федора сосредоточенно рассматривала план, а затем робко поставила первую точку.
— Вот тут у них редут, восемь пушек, охрана… Здесь тоже редут, но послабее, с четырьмя пушками, а вот здесь и здесь у монастыря никаких укреплений нет. На валу ровики для пехотинцев. На витебском тракте насыпи сделаны, наши-то не больно стараются, за ними только мальчонке разве что укрыться, стоят за насыпями четыре орудия, а об остальном в записке сказано.
— Ай да молодец, Федора! Вот услужила. Век твою услугу не забуду. Я сейчас на доклад к начальству поеду. А ты располагайся, я обо всем распоряжусь, чтобы ни тебе, ни твоим ребятишкам обиды не чинили.
Властов позвонил в колокольчик, и на пороге вырос все тот же молоденький поручик. Генерал отдал ему распоряжение, а тот, услужливо пропустив Федору, повел ее к большому амбару, одиноко стоявшему на пригорке. Хата, где располагался штаб Пластова, и амбар были единственными строениями, уцелевшими в деревне после июльских и августовских боев. Смеркалось. На пути к амбару Федора с удивлением останавливала взгляд на людях, попадавшихся ей навстречу. Платье на них было гражданское. За широкими поясами торчали топоры, тесаки, пистолеты, на фуражках кресты.
— Ополченцы это, из Петербурга, — пояснил поручик, заметив недоуменный взгляд Федоры. — Приказано тебя у них расположить. Более, как видишь, негде.
Федора и без этих слов заметила, что ополченцы группами сидели у наперебой потрескивающих костров. На плечах многих из них были накинуты рогожки, платки, одеяла.
— Сотенный начальник! — окликнул поручик.
— Здесь, здесь я, — ответил голос из амбара, и в воротах показался плотный мужчина в расстегнутом кафтане и с заспанным лицом.
— А, это вы, господин поручик! Ну что, какие новости? Скоро ли в бой? А то у моих молодцов руки от самого Петербурга чешутся. Да, видать, правду говорили, что с выбором ангела-хранителя нам не повезло. Их сиятельство все больше назад смотрит да каждый свой шаг со столицей сверяет, а она — за шесть сот верст, а Полоцк-то рядом. И числом мы теперь сильны, да, видать, умения надо подзанять.
— Вам бы, Копейкин, прежде чем хулу возводить на начальство, терпением следовало бы запастись. Штурм Полоцка — не штурм снежного города на Урестовских островах на масленицу. Со спеху можно и шею сломать. К крепости сей с умом надо подойти.
— А когда его нет?
— Опять вы за свое! Вот выполните лучше приказание генерала. Накормите, обогрейте и расположите поудобнее женщину о ребятишками. Да позаботьтесь, чтобы ни один волос с ее головы нё упал. Вы отвечаете за нее перед графом.
Только теперь Копейкин разглядел, что в нескольких шагах от поручика стоит женщина и держит за руки детей. "Женщина в дружине? Случай невероятный! Да и примета дурная", — такие мысли мгновенно пронеслись в голове у Копейкина. Но приказ Властоза и ответственность перед командиром корпуса за жизнь незнакомой ему женщины настроили его на деловой тон.