Вот уже несколько дней на охоту выходил только амфицион-самец. И искать добычу ему приходилось гораздо усерднее.
Когда зверь увидел, что возле пруда нет ничего, на что можно было бы наброситься или напасть из засады, то отправился дальше.
Амфицион медленно и осторожно обследовал подножия гор, тщательно осматривая все кусты и заросли, но нигде ничего не обнаружил.
Раздраженный неудачами и постоянным голодом, он внезапно выбрел на берег быстрого потока, мчавшегося с гор по глубокому ущелью. Хищник постоял в нерешительности, а затем двинулся против течения в сторону скал.
Он осторожно шел по берегу, сосредоточенно следя за тем, чтобы не свалиться в бегущую воду. Речка шумела и гудела между огромными валунами, которые она скатила во время наводнений со склонов гор в долину.
И вот так, осторожно ступая, амфицион вдруг увидел перед собою изувеченное мертвое тело огромной, почти метр длиной саламандры вымершего рода андриас.
Оно зацепилось за ствол вывороченного дерева, лежавшего поперек русла речки и было сплошь покрыто ранами, полученными при падении вместе с быстро бегущим потоком. Ведь эти гигантские саламандры обитали только в холодных водах высоко в горах, в глубоких и тихих озерах или источниках, где, скрывшись под валунами или подмытыми берегами, выслеживали червей, рыб и лягушек. Всякий раз, когда одна из громадных амфибий умирала, ее подхватывало течение и уносило с собой. Безвольное тело налетало на камни, обплывало их или его волокло по ним. Его швыряло с водопадов, трепало водоворотами и каждый сильный удар покрывал рваными ранами мертвую кожу.
Над одним таким изломанным и израненным телом саламандры стоял хищный амфицион. Ему еще никогда не доводилось видеть ничего подобного. Потому зверь и застыл в изумлении — почти так же, как много миллионов лет спустя пожилой ученый, разглядывавший окаменевший скелет одного из собратьев древней амфибии и узревший в нем останки погибшего во время всемирного потопа ребенка, которые он и обозначил именем «homo diluvii testis», то есть «человек — свидетель потопа»!
Но удивление амфициона не было долгим.
Он спрыгнул с берега на камень и по нему осторожно подполз к мертвой саламандре. А когда, наконец, добрался до нее, то еще раз тщательно оглядел, потом наклонил голову и осторожно схватил падаль.
Но едва хищник вонзил свои зубы, как тут же быстро выплюнул саламандру и несколько раз облизнулся. Тряхнув головой, он начал медленно ползти по камню обратно к берегу. Ледяное мясо огромной амфибии не пришлось зверю по вкусу и показалось отвратительным.
Очутившись на берегу, амфицион не знал, куда ему идти. Может, дальше, против течения потока, или же лучше вернуться назад и попытаться поймать добычу возле прудов и озер в котловине? Ему было все равно, главное лишь бы поймать хоть что-нибудь.
А ловить следовало как можно быстрее — и не только для себя, но и для четырех других голодных ртов, которые в нетерпении ждали его возвращения.
Это произошло несколько недель тому назад, когда самка однажды вечером не пустила самца в их логово, устроенное в маленькой скальной пещерке. В тот раз она лежала близко к входу и с мрачным предостерегающим рычанием скалила зубы на своего друга. Тот ошарашено смотрел на самку, не в состоянии понять такое странное поведение, только осознавал, что предупреждение это — ясное и настойчивое. Самец попятился и бесцельно бродил какое-то время вокруг берлоги. Потом его снова одолела тяга к теплому и уютному логову. Амфицион осторожно приблизился к входу скальной расселины, но, когда уже был совсем рядом, внезапная нерешительность придавила его будто тяжелый валун. Зверь сел на задние лапы, направив долгий пристальный взгляд на темное отверстие входа, из которого предостерегающе сверкали глаза наблюдавшей за ним самки. И долго еще так сидел.
Когда холод наступающей ночи начал все сильнее проникать под его шкуру, самец предпринял еще одну попытку проникнуть в теплое логово. Но получилось только приподняться и сделать единственный шаг вперед. В тот же миг разъяренная самка оказалась у самого входа и, угрожающе разинув пасть, пресекла все дальнейшие попытки. Тогда амфицион осознал, что сегодня переночевать в берлоге не получится. Он понуро отошел к близлежащим кустам, свернулся там клубком и чуть погодя крепко заснул.