Пока он смотрел, что-то легонько прошелестело сбоку и сразу же - позади. Мечеслав обернулся.
Но никого не увидел.
Ну, разве что... разве что за этим толстым стволом дерева мог кто-то затаиться: трепет сухих нижних веточек выдавал, что их потревожили.
- Э-эй? - негромко окликнул он, подступая на шаг к дереву. - Кто тут прячется? - и ещё на шаг.
Ему не ответили, и Мечеслав потихоньку обошёл дерево. С другой стороны тоже никого, но ему показалось, что кто-то успел быстро обогнуть ствол и снова спрятаться. Он шагнул следом, и вновь невидимка чуть-чуть опередил его.
Так они, вероятно, и будут кружить вокруг толстого дерева и каждый раз останавливаться по разные стороны. Можно, конечно, попытаться обмануть и резко повернуть в обратном направлении. Но Мечеслав был почти уверен, что опять обманут его.
Ну что ж, раз таинственный попутчик так не хочет показываться, невежливо, пожалуй, будет настаивать.
Мечеслав отступил от ствола, ещё какое-то время посмотрел с расстояния и, больше не оглядываясь, пошёл дальше. Позади, среди деревьев и кустов снова кто-то прошелестел, но он уже не стал оборачиваться.
Белой громадой башня высилась над всеми другими зданиями и сверкала на солнце. Оно венчало вершину, будто короной, а под пожаром - там, далеко внизу - суетились машины, и городские пути расходились дугами во все стороны света. Ринордийск жил своей жизнью, не замечая, как осеняет его ярчайшая из звёзд.
Лунев видел это сегодня днём - жаль, что не раньше. Об этом следовало написать, стоило воплотить в стихах: в этом было что-то очень важное, он и сам не понимал до конца что.
Но это не день, а может, и не два: слова застопорились и не шли, а он сегодня вечером намеревался посетить знакомую квартиру за пухлой тёмно-красной дверью. Можно, конечно, отложить на завтра... да хоть на неделю! Но нет, тогда можно тянуть бесконечно, а он и так уже слишком давно не бывал там.
Тем более там же заодно увидит и Машеньку. Но да, рукописи... Надо хоть перечитать их, перед тем как нести туда.
Перечитав, он, однако, заметил несколько мест определённо корявых, несколько незапланированных сбоев ритма и несколько непроизносимостей, если декламировать вслух. Он присел к столу, наскоро перечеркнул и написал по-другому, бросил быстрый взгляд на часы (начало шестого, чёрт, уже становится поздновато), кое-где перечеркнул ещё раз, поменял снова. Местами получилось, возможно, даже хуже, чем было, но зато придраться с точки зрения техники стало сложно (а на это она ведь и будет смотреть, если зайдёт речь об издателях, не так ли?) Торопясь и стараясь не ошибаться буквами, Лунев переписал исправленное начисто.
Взглянув ещё раз на часы, он решил, что время уже не имеет особого значения, и, поддавшись внезапному порыву, начал про башню. Всё, что было до этого, - на самом деле ерунда и неважно, поделки; это же совсем другое, настоящее, вот что ему надо было писать вместо чепуховой игры слов. Но что-то сейчас не пошло, огоньки не загорались, всё было не так, и не так, и снова не так...
Нет, - в который раз напомнил себе Лунев, - так не пойдёт. Так не делается: наскоком, в спешке, из-за того, что запланирована встреча. Гораздо лучше сделать это после - в ночной тишине, где ничто не отвлекает и не надо ни за чем гнаться.
Он убрал ненужные бумаги, сложил нужные, в последний раз посмотрел на часы. Почти восемь. Ничего, позднее посещение - тоже хороший вариант.
Но он, наверно, где-то не там свернул по пути и довольно долго блуждал по местам почти незнакомым, поэтому подошёл к искомому дому даже позже, чем планировал. Это отозвалось каким-то неприятным чувством - будто к чему-то важному он уже опоздал и тут ничего не попишешь. Впрочем, в окне горел свет (кажется, это кухня), и Лунев вошёл в подъезд.
Дверь открыла Вероника Николаевна. Она, как повелось, была в жёлтом переднике, который придавал ей странное сходство с фронтовым бойцом в форме.
- Добрый вечер, - приветливо проговорила она, оглядывая Лунева с любопытством естествоиспытателя. - Если вы к Машеньке, то её нет дома.
- Да? А где она? - неожиданно для себя поинтересовался он.
- В театре, - Вероника Николаевна продолжала стоять в дверях и впускать Лунева, судя по всему, не торопилась. - Со своим дядей.
Ему вдруг стало понятно, что без Машеньки будет уже совсем не то: этот визит терял теперь не то чтобы смысл, но львиную долю своей прелести.