Он невольно рассмеялся:
- Что, прям здесь?
- Нет. Но отсюда видно.
Она чуть заметным кивком указала на массивное серое здание на том берегу. Солнце высвечивало сейчас одну стену - крепкую, кирпичную, похоже, без окон. Остальное тонуло в тени.
- И что там? - полюбопытствовал Мечеслав. - Отравят меня?
- Застрелят, - проговорила Сибилла, потом вдруг вскинула на него яростный взор. - Прекратите спрашивать! Я и так вам слишком много сказала! Просто уезжайте. Лучше за границу, если получится. Если нет - возвращайтесь на северо-запад, там вас никто не тронет.
- А Георг? - спросил он уже серьёзнее. - Машенька? С ними всё будет в порядке?
Сибилла с вымотанным и уставшим видом смотрела теперь куда-то вниз - сквозь чёрные перила ограды, на плещущиеся волны внизу.
- Я не могу вам этого сказать...
С тихим скрежетом через мост проехал красный трамвай. Потревоженные им, из-за опоры взвились чайки и с криками унеслись вдоль переливчатой ленты реки.
Город не нравился сегодня. Мрачный, помпезный - он будто бы взялся предвещать не лучшие перемены. А ведь праздник.
Если точнее, День Великого стояния - если праздник, то весьма специфический. Но Лунев всегда с некоторым пиететом относился к подобным датам. Ну, или почти всегда.
На Главной площади взгромождали какие-то леса - видимо, чтобы к вечеру всё тут украсить. Пока же эти тонкие зубастые конструкции ничего не украшали, а суета и окрики рабочих вокруг только добавляли раздражения. Поняв, что в центре ему сегодня делать абсолютно нечего, Лунев развернулся и быстрым шагом ушёл отсюда - куда-нибудь вдаль... в переплетение узких окраинных улиц, где никто не будет искать его и приглашать участвовать в чём-то.
Никто, кроме самого Ринордийска.
Город смеялся, закрывал перед ним все двери и маленькие дверцы, город говорил: «Да ладно, неужели тебе и в самом деле так туда надо?», - и обращал в труху всё, к чему бы ни обращался Лунев, даже те стихи, про сверкающую белую башню. Город только усмехался и говорил: «Ты никакой не поэт, Лунев, ты просто обычный бездельник», - так, как это делает только Ринордийск, с холодным блеском в горящих глазах, с наигранно обвивающим тебя хвостом-шлейфом, с мимолётным оскалом, что мелькает вдруг за брызгами пурпура.
«Терпеть не могу таких людей», - подумал он.
(Сразу вспомнилась Вероника Николаевна с её сероватыми ледышками и её манера задавать вопросы без нормального ответа. «У вас такая слабая воля, господин Лунев? Но я в вас верю»).
Машенька была совсем не в неё, разве что светловолосые обе... Да и не в отца, пожалуй.
Он отмахнулся при мысли о Машеньке, хотя вспомнил: кажется, она говорила, что на День Великого стояния останется, скорее всего, дома и не пойдёт смотреть фейерверк. Ринордийский фейерверк в центре города всегда притягивает уйму людей: жители специально собираются на выделенных для этого площадках, чтобы увидеть столь грандиозное зрелище. Но, сказала Машенька, ей становится не по себе на просторных площадях, в скоплении народа, сразу хочется домой. А фейерверк она всё равно потом по телевизору увидит.
Хочет ли он сам посмотреть на фейерверк, Лунев ещё не решил. Может, тоже ограничится телевизором в этом году, - он злобно усмехнулся. Когда дела не ладились, его влекло прочь от величия, от красоты - чтоб не вспоминать, что они вообще где-то есть. Так легче было поверить, что он не лишён ни того, ни другого: их ведь просто не существует.
Фейерверк был по-настоящему красив, Лунев всегда это признавал. Но это ничего не давало и ничего не меняло, оставляя в итоге лишь мелкое гложущее чувство: «а сам ты - ходячее ничтожество». А он же не Евгений Зенкин, чтоб с искренним восхищением взирать снизу вверх, не претендуя на то, чтоб самому что-то из себя представлять.
Лунев снова с раздражением вспомнил, как тот звонил, звал на встречу во Дворце Культуры. Столько людей там будет, кое с кем познакомлю... Как будто это что-то сейчас изменит.
Дорога, как по заказу, вывела в отдалённый от центра новый район, где теснились недостроенные ещё высотки с чёрными провалами окон. Бросив беглый взгляд на серого гиганта - вершина его уходила в свинцовые тучи и угрожающе нависала сверху, - Лунев прошмыгнул мимо. Эти наполовину готовые здания выглядели, наверно, как после бомбёжки; только стрелы строительных кранов, пронзающие небо, говорили, что на самом деле не так.
Новые строящиеся районы никогда не нравились Луневу, он с нетерпением ждал, когда их уже закончат. Но сейчас будто что-то остановило его здесь: голый бетон, железо, одинаковые мрачные коробы... Наверху, примерно там же, где высились крыши зданий, хрипло прокричала ворона и, заметив Лунева, тяжело поднялась в воздух.