- Я, с-собственно, хотел узнать, дома ли Машенька... - проговорил тот.
- Дома, - Георг кивнул, не спуская взгляда с пришедшего. - Останетесь с ней здесь? Мы тогда не будем больше звать её с собой.
Так значит, это и есть тот самый Алексей Лунев, - понял Мечеслав и тут же уставился на гостя во все глаза. Он был... да никаким он не был - ни высоким, ни низким, ни толстым, ни худощавым, ни слишком изящным, ни слишком грубо слепленным... Пожалуй, окажись Мечеслав с ним на пустой улице, мог бы и не заметить, что кто-то прошёл мимо. Правда, Таубанская, вспомнил Мечеслав, тоже была по-своему «никакой»: везде посередине, везде неопределённо, везде - слившиеся в одно крайности. Но Таубанская принадлежала будто другому, тайному миру - хранительница нездешних призрачных грёз, переменчивая, как и они. Лунева же сложно было заподозрить в чём-то подобном: лицо его ничего не выражало, разве что немного замешательства, обычного для создавшейся ситуации.
Кивнув несколько раз Георгу, Лунев неловко двинулся было в сторону комнат, но тут же столкнулся с вновь появившейся из-за шкафа Никой. Им удалось разминуться, но секунду они стояли один против другого, и в этот момент проскользнуло что-то странное - будто сталь клацнула в воздухе и тут же исчезла. Мечеслав так и не понял, что там произошло.
Лунев хотел было что-то сказать, но, видимо, передумал и, только выдавив из себя улыбку, проскользнул мимо Ники в комнаты.
Ника чему-то кивнула и быстро подошла к зеркалу, на ходу застёгивая длинный светлый плащ.
- Там тепло, Слава? - спросила она.
- Относительно... Но ветер, а к ночи, думаю, похолодает.
Она снова кивнула:
- Ну, идёмте.
Они вышли на узкую площадку около лифтов. Георг захлопнул дверь и потянулся за ключами.
- Не надо её закрывать, - встав у окна, Ника что-то разглядывала внизу на улице. - Пойдёмте быстрее, там трамвай, - и она вприпрыжку спустилась по лестнице.
Площадка была в центре Ринордийска, только чуть в стороне от Главной площади.
Тут уже собралось много людей - очень разных, но, если присмотреться, они подходили друг к другу, как костюмы и расписные маски из одного спектакля: статисты в ожидании главного появления. Они задирали головы и смотрели в стемневшее небо над верхушками зданий, хотя никто ещё ничего не запускал. По краям площадки стояли большие чёрные репродукторы, и неразборчивый голос уже что-то вещал через них. Мечеслав прислушался внимательнее, но за помехами и тихим говором людей всё равно не разобрал.
- У меня выдаётся не так много случаев бывать в центре, - по-деликатному негромко заговорил Георг. - Кажется, сегодня тут расстарались.
- Да, сделали хорошо, - отозвался Мечеслав.
Он подумал сейчас, что на северо-западе никогда не устраивали таких праздников: чтоб все пришли, собрались в одном месте и смотрели бы на что-то, что им, только здесь и теперь, покажут, или просто веселились бы все друг с другом. Ведь тогда многие бы не успели добраться через болота или не смогли бы присутствовать по другим причинам, это бы их обидело и только усугубило бы разделённость. Зато там запускали ночное сияние, и в праздники маленькие цветные огоньки разбегались по проводам от дома к дому. Мерцающими нитями они тянулись по тёмному небу, и каждый человек в каждом доме знал в этот момент, что он не одинок, что о нём помнят и что все остальные с ним. Длинными зимними ночами это было особенно кстати.
- Внимание, внимание! Время жителей и гостей столицы, - вдруг куда более отчётливым голосом разразился репродуктор. - Время вспомнить, зачем мы здесь сегодня, в День Великого стояния.
Голос, то ли мужской, то ли женский, каждую секунду чуть меняющий тембр и интонацию, но неуловимо остающийся тем же, свободно лился через динамики.
- Есть выбор воли, и есть выбор обстоятельств, мы не можем отменить одного и не можем отречься от другого, и мы никогда не видим заранее, какая из чаш в итоге будет наша, - до последнего. Мы не знаем, когда начнётся битва, а когда она начинается - не знаем, чем она завершится, и каждое наше решение отражается в зеркалах случайностей. Мы стоим на перекрёстке дорог - как те, в чью честь носит название этот день: несколько человек, несколько упрямцев, у которых не было ничего, кроме веры, что враг развернётся и уйдёт по их словам. Будет ли победа за нами - так, как была она за ними, - это нам неизвестно, никто не скажет нам и никто не даст гарантий. Мы можем только верить, выходя на очередной перекрёсток, - даже если больше ничего не остаётся. Верить, что всё это не зря.
- Какой-нибудь неудачно вышедший, наверно, поспорил бы с этим, - шёпотом предположил Мечеслав.
Георг улыбнулся в ответ.