Машенька коснулась их - неуверенно, будто и сама ждала от них подвоха. Молча подумала над чем-то.
- Я не могу вспомнить эту мелодию, - призналась она наконец. - Могу другую.
И вопросительно посмотрела на Лунева. Он кивнул.
Машенька вновь обернулась к пианино, занесла обе руки, снова несмело коснулась клавиш. На этот раз они откликнулись тихим нежным переливом.
Было что-то завораживающее в движении этих тонких пальцев и в том, как с ними в такт возникали и угасали звуки в недрах чёрного механизма. Лунев отошёл чуть в сторону от Машеньки, чтобы увидеть, как она играет, - как если бы она была здесь одна и ни одной живой души вокруг. Тени растений колыхались в углах и запускали в комнату ночной тропический лес.
Машенька немножко склонилась в сторону, и из-под её пальцев вырвалась волна других, громких и мощных звуков, они вскинулись и зазвенели пронзительно, устремляясь в вышину, - и там, в высях, на случайной ноте вдруг замолкли и опали, снова схоронились под клавиши.
Лунев приблизился. Что-то странно влекло его к этой маленькой кукольной фигурке: может, изгиб плеч в неверном свете или звуки пианино, за которыми послушно следовали пальцы, обе руки беззащитно прикованы к белым клавишам - чтоб не нарушить, не потерять мелодию. Это было похоже на то, как билась о его сомкнутые ладони пойманная бабочка, - он помнил, как-то раз. Приблизившись ещё больше, он остановился за спиной у Машеньки - почти вплотную.
Машенька, однако, была поглощена клавишами и его не замечала. Мелодия после взрыва лилась теперь спокойно и наполняла пространство приглушённым уютным светом. Прямо над пианино висело широкое и длинное зеркало, в котором отлично отражалась почти вся комната. Не сразу, но Лунев увидел в ней и себя.
На противоположной стене, прямо над его правым плечом - над левым плечом двойника в зеркале - размещалась картина. Дева Летенция, - разглядел Лунев. Прекрасная в своём последнем танце, будто не сгорала в огне, а возносилась над миром, - она знала, конечно же, знала, что её жертва не напрасна, и смотрела теперь победно и вдохновляюще, словно звала идти за собой. Лунев никогда не любил эту легенду.
Что ему до Летенции! Машенька, кукольная девочка с лунными волосами, была здесь, перед ним, и тянула к себе куда больше. Да, решил Лунев, он хочет это существо себе, неясно зачем, но оно должно быть у него, желательно насовсем.
Где-то за окном, вдалеке отсюда раздалось первое грохотанье фейерверка.
Лунев положил руку на плечо Машеньки. Она отвлеклась от взвившихся звуков, что готовились прянуть сейчас с высоты, и вскинула взгляд - чуть испуганно, но скорее просто с вопросом.
- Я люблю тебя, - сказал он.
Наверно, это называется так.
Глубокие ультрамариновые и пурпурные искры разлетались в небе гигантскими шарами. Совсем мелкие там, наверху, они росли, будто бы тяжелели и надвигались угрожающими гроздьями, готовые обрушиться с высоты на головы. Но, не достигая земли, гасли.
Окрестность озарялась их цветами - одним за другим, по очерёдности, - в промежутках же наступала непривычная после вспышек темнота. Тогда делалось неясно, кто и что теперь вокруг, кто бродит и шепчется за спиной, что за чёрные крылья осенили площадку и всех, кто на ней. А потом снова разрывался цветной шар, и отсвет его падал на землю и стены зданий, на лица, обращённые к небосводу.
В одну из вспышек он заметил, что Георга нет рядом. Мечеслав завертел головой по сторонам: было бы глупо вот так потеряться в толпе.
Нет, Георг был здесь, чуть подальше - у одной из тумб, что огораживали площадку. Он настойчиво звонил кому-то, раз за разом набирая, по-видимому, один и тот же номер. По лицу его вместе с переменчивым светом блуждала тревога.
- Георг? - он подошёл совсем близко, потому что тот зажимал второе ухо рукой и не слышал. - Что случилось?
- До Машеньки не могу дозвониться, - пробормотал Георг. - Не берёт трубку.
Не вполне понимая, в чём дело, Мечеслав нахмурился и пожал плечами:
- Но с ней же этот Лунев? Наверно, всё нормально.
Георг поднял голову, взглянул на него, будто только сейчас увидел. Тихо проговорил:
- У меня плохое предчувствие.
Потом, словно уловив что-то, приобернулся в сторону площадки. Мечеслав поглядел туда же: Ника стояла поодаль и смотрела на них сосредоточенно и спокойно, разве что чуть более напряжённо, чем обычно. Она куталась в плащ, несмотря на довольно тёплый вечер, - возможно, ей действительно было не слишком хорошо - но на этом всё. Следующий шар разлетелся золотыми искрами, и огненное зарево высветило на мгновенье линию скулы, ветер трепал завиток у виска. Ника примирительно прикрыла глаза на секунду, затем развернулась в профиль - как бы пытаясь сохранить в зоне видимости и их двоих, и вспышки фейерверка в небе.