— Отлично, — сказал Агапов. — Я всегда считал, что правильный выбор состава экспедиции — половина ее успеха. Когда вы собираетесь отправиться, капитан?
— Через пятнадцать минут после того, как вы ответите мне на последний вопрос.
— Говорите.
— Что вам известно о характере Калабушева? Ведь вы его как будто хорошо знаете.
— Понимаю. Я должен сказать то, что должно облегчить ваши поиски.
— Вот именно. Я должен представить себе, как бы поступил в том или ином случае Калабушев. Как поступил бы человек моего склада, я представляю. Как поступит Титов, я знаю точно. Про его действия я могу рассказать точнее, чем про свои. Таким образом, в уравнении одно неизвестное, от которого зависит все. Я не психолог, но мне придется заняться психологией.
— Трудно сказать, как поступит человек в неожиданных обстоятельствах, — в раздумье сказал Агапов. — Известно одно: он очень упрям. К змеям у него страсть коллекционера. Представляете, на что способен такой человек, если ему представится реальная возможность пополнить свою коллекцию, допустим, самое маленькое, фотографией настоящего змея! Или хотя бы чего-то неизвестного нам, что принимали за змея. Что сказать еще? Он бесстрашен. Не знаю, не является ли это в данном случае осложняющим обстоятельством. По профессии он спелеолог.
— Спелеолог! — Я потер лоб. Этого еще недоставало!.. Я вспомнил опубликованную недавно статистику Контроля безопасности. Из нее вытекало, что по количеству несчастных случаев спелеологи занимают одно из первых мест среди других исследователей природы. Они залезают в такие тараканьи щели, где ничтожный сдвиг глубинной породы может привести к опасным последствиям. Основная причина, пояснял представитель Контроля безопасности, большинства происшествий — в нежелании исследователей укреплять пещеры и подземные ходы до первого проникновения туда людей. Те, с кем что-то случалось, как правило, хотели сначала изучить открытую ими полость земли в нетронутом виде, в каком ее создала природа. А потом уже они собирались пробивать запасные выходы, оборудовать комфортабельные штольни, ставить подпорки и защитные сетки. Далее, помнится, излагались советы Контроля безопасности, как сочетать требования наук и условия безопасного пребывания людей под землей. Дошли ли только эти здравые рекомендации до Калабушева?
— Все ясно, — сказал я. — Я отправлюсь немедленно.
— На аэродроме ждут, — сказал академик Лавров.
В эпоху парусного флота, когда морские змеи встречались так же часто, как непредугаданные штормы и штили, всякое порядочное описание морского путешествия начиналось с характеристики судна.
«17 июня 1741 года я ступил на палубу „Сидонии“, — читал я в одной из фотокопий, пачкой которых снабдили меня на дорогу. — „Сидония“ представляла собой прелестную трехмачтовую шхуну водоизмещением в 500 тонн, с такими искусными обводами носовой части, что они вызывали восхищение у каждого настоящего моряка».
Я решил, что не стоит нарушать эту традицию. Тем более, что некий юный герой, ступивший на палубу прелестной «Сидонии», спустя некоторое время получил возможность собственными глазами разглядывать морского змея, что, возможно, предстоит и мне.
На «палубу» «Ската» я ступил на суше. Неспециалисты-глубоководники, возможно, не знают, как выглядит и что представляет собой «Скат». Ничего похожего на известные всем автоматические драги — огромные машины, ползающие по дну океанов и подбирающие руду, похожую на рассыпанную картошку. Мало сходства и с глубоководными исследовательскими или тем более туристскими суднами, изображениями которых пестрят страницы журналов. Ни подавляющих воображение размеров, ни могучих горизонтальных и вертикальных винтов, ни струйных аппаратов, действующих по принципу реактивного движения. Ни, замечу тут же, комфорта внутри.
Представьте себе геометрически правильный шар из прозрачного материала диаметром около двух метров. Шар, как планета Сатурн, опоясан плоским кольцом, вытянутым в одном направлении этаким эллиптическим блином. Блин толще там, где он примыкает к шару, и совсем тонкий по краям.
Вот, в сущности, и все. Если не считать, конечно, тысячи дополнительных устройств. Не всякий заметит, что прозрачный шар двойной, то есть внутри наружного шара находится внутренний. Внутренний шар и есть та гондола, в которой я сижу. Он так сбалансирован по центру тяжести, что мое сиденье и пустующее кресло напарника, все приборы и рукоятки управления занимают одно и то же положение в пространстве, независимо от того, как ведет себя наружная оболочка со своим блином. «Скат» может плыть хоть «вверх животом», я этого даже не замечу. Что касается того, что я назвал «блином», то это и обводы судна, и его двигатель, и движитель, и осязающее устройство. Гибкое, словно мускулистое «туловище» может принимать самую различную форму, изгибаться, совершать колебательные движения, частично или целиком — словом, плыть естественно и непринужденно.