— Бездны глубин, черт возьми!
«Рэтмайнс» застыл. Винт его бешено вращался, взрезая склон водяного ущелья, уходившего вниз на добрые полмили.
Мы полетели по этому склону. Нос почти все время оставался под водой, воздух пах влагой и тиной, как пустой аквариум. Впереди встал еще один холм; больше я ничего не разглядел — нахлынувшая волна отбросила меня назад, понесла и ударила о дверь рулевой рубки. Не успел я перевести дух или протереть глаза, как нас стало бросать в разодранных волнах; вода лилась из штормовых портов, как с крыш в бурю.
— Было три волны, — сказал Келлер. — Топку залило.
Все кочегары вылезли на палубу, точно готовясь утонуть.
Пришел старший механик и погнал их вниз, а прочие матросы, задыхаясь, начали откачивать воду неуклюжей, зато одобренной Департаментом торговли[33] ручной помпой. Убедившись, что «Рэтмайнс» цел и покачивается на поверхности, а не идет ко дну, я спросил, что случилось.
— Капитан говорит, произошел подводный взрыв. Извержение вулкана, — объяснил Келлер.
— Теплее от этого не стало, — заметил я.
Эти широты почти не знают холода, но холодно мне было зверски. Я спустился вниз и переоделся. Когда я снова вышел на палубу, все было окутано липким белым туманом.
— Нам следует ждать новых сюрпризов? — обратился Келлер к капитану.
— Не знаю. Будьте благодарны, джентльмены, что остались в живых. Землетрясение вызвало громадную волну. Вероятно, дно где-то приподнялось на несколько футов. Но вот холод совершенно непонятен. Термометр показывает сорок четыре градуса на поверхности воды, а должно быть не менее шестидесяти восьми[34]…
— Это просто омерзительно! — весь дрожа, заявил Келлер. — Но не лучше ли вам включить сирену, капитан? Кажется, я слышал чей-то гудок.
— Слышал! Боже! Понятно, слышали, — сказал капитан с мостика и дернул за шнур сирены.
Сирена не откликнулась. Она трещала, шипела и билась в удушье, так как в котельной было полно воды и огонь в топке еле горел. Наконец сирена издала стон. Ей ответил из тумана чуть ли не самый громкий и жуткий гудок сирены, какой я когда-либо слышал. Мы с Келлером побледнели, как мел. Туман, холодный туман был со всех сторон. Всякому простительно бояться невидимой смерти.
— Поддайте пару! — крикнул капитан в переговорную трубу. — Пар на сирену, даже если придется ползти!
Сирена вновь застонала. Мы ждали ответа. С тента на палубу капала вода. Ответный гудок прозвучал на сей раз за кормой, но гораздо ближе.
— Мы сейчас столкнемся с «Пемброк-Кастлом»![35] — сказал Келлер. — Слава Богу, хотя бы пойдем на дно вместе, — добавил он со злобным удовлетворением.
— Это колесный пароход, — прошептал я. — Разве вы не слышите лопасти?
Мы свистели и гудели, пока не вышел весь пар. Ответ нас чуть не оглушил. В воде что-то бешено заплескалось, и что-то серое и красное промелькнуло мимо нас в белой мгле.
— «Пемброк-Кастл» перевернулся вверх дном! — закричал Келлер. Будучи журналистом, он всему искал объяснений. — Цвета пароходства «Кастл»! Мы угодили в серьезную заварушку!
— Да это море просто заколдовано, — подал голос Фритьоф из рулевой рубки. — Кораблей теперь два!
По носу прозвучала еще одна сирена. Наше суденышко закачалось на волнах, поднятых чем-то невидимым.
— Черт возьми, вокруг целая флотилия, — буркнул Келлер. — Не потопит один, поспеет другой. Тьфу ты! Это еще что такое?
Я потянул носом. В воздухе стояло ядовитое зловоние — я уже чувствовал этот запах раньше.
— Будь мы на суше, я сказал бы, что рядом аллигатор, — ответил я. — Пахнет мускусом.
— И десяти тысяч аллигаторов не хватит, — возразил Зёйланд. — Я знаю, как они пахнут.
— Заколдовано! Заколдовано! — твердил Фритьоф. — Море сейчас вверх тормашками, а мы идем по дну.
«Рэтмайнс» снова закачался, когда мимо прошел какой-то невидимый корабль. Серебристо-серая волна разбилась о нос и залила палубу густой серой тиной, поднятой извержением из бездонных морских глубин. Капли плеснули мне в лицо — такие холодные, что обжигали, как кипяток. Подводный вулкан взметнул к поверхности неведомые мертвые воды, те хладные недвижные воды, что убивают все живое и пахнут тленом и пустотой. Но мы не нуждались ни в густом тумане, ни в этом отвратном мускусном запахе, чтобы почувствовать себя совершенно несчастными. Мы стояли, жалкие, дрожа от холода.
— Туман возник потому, что горячий воздух соприкоснулся с холодной водой, — сказал капитан. — Он должен вскоре рассеяться.
— Включите сирену! И давайте выбираться отсюда, — стуча зубами, крикнул Келлер.
Снова протрубила сирена. Далеко за кормой нам ответили два гудка. Их неистовый вопль становился все громче, он словно разрывал туман прямо за кормой. Я пошатнулся, когда «Рэтмайнс» нырнул носом под двойной волной, поднятой пароходами.
— Ну хватит, — сказал Фритьоф. — Все это без толку. Нужно поскорее отсюда уходить, ради Бога!
— Звучит так, будто миноносец с сиреной «Парижа»[36] взбесился и сорвался с якоря, да еще и приятеля с собой прихватил. Иначе я не понимаю…
Слова замерли на губах у Келлера, его глаза начали вылезать из орбит, челюсть отвисла. В шесть или семи футах над фальшбортом, обрамленное туманом, без всякой опоры, словно полная луна в небесах, висел Лик. Он не был человеческим, но не был он и мордой зверя, ибо не принадлежал этой земле, какой знал ее человек. Рот был раскрыт, свисал маленький до нелепости язык, белая кожа по углам растянутых губ шла глубокими морщинами, на нижней челюсти росли щупики, как у марены, в пасти не было никаких признаков зубов. Но ужаснее всего были незрячие глаза — белые, вращавшиеся в белых как вываренная кость глазницах, слепые. И этот Лик, испещренный складками, как львиная голова на ассирийских рельефах, был живым и корчился от ярости и страха. Длинный белый щупик прикоснулся к фальшборту. Затем Лик исчез с быстротой червяги, прячущейся в свою подземную нору. Следующее, что я помню — это мой собственный голос.
— Странно все же: плавательный пузырь должно было выдавить у него из пасти, — со всей серьезностью говорил я, обращаясь к мачте.
Келлер подошел ко мне, белый как полотно. Он опустил руку в карман, достал сигару, откусил кончик, уронил сигару, засунул в рот трясущийся большой палец и пробормотал:
— Гигантский крыжовник и дождь из лягушек![37] Огоньку, дайте мне огоньку! Прошу, дайте мне огоньку…
По его пальцу потекла капелька крови.
Я разделял его чувства, но проявление их было, мягко говоря, несуразным.
— Перестаньте, вы откусите себе палец! — сказал я.
Келлер хрипло рассмеялся и подобрал с палубы свою сигару.
Казалось, один только Зёйланд, нагнувшийся над фальшбортом, сохранял хладнокровие. Позже он признался, что его сильно тошнило.
— Мы все это видели, — повернулся он к нам. — Видели.
— Но что? — произнес Келлер, жуя нераскуренную сигару.
В эту минуту поднялся ветер, туман полетел клочьями, и нам открылось безжизненное, вздымавшееся со всех сторон море, серое от тины. Затем вода в одном месте вздыбилась и стала подобна библейской кипящей мази[38], и из кипящего водоворота вынырнуло Существо, серое и красное Существо с длинной шеей — Существо, ревущее и извивающееся от боли. Фритьоф шумно вдохнул, забыв выдохнуть, пока название корабля, вышитое красным на его фуфайке, не вздулось, расползлось, как плохо набранная строка.
— Боже мой! Оно слепое. Hur illa![39] Это создание слепо.
И мы все вздохнули от жалости, ибо теперь мы хорошо видели, что существо на воде было слепым и невыносимо страдало от боли. Кровь струилась из его жестоко изрезанных, израненных боков. Серая слизь морских глубин ручейками стекала вниз из громадных складок на его спине. Белая голова откидывалась и колотила по ранам, тело в муках поднималось из серых и красных волн. Мы увидели дрожащие плечи, покрытые водорослями и поросшие ракушками, но такие же белые там, где показывалась кожа, как и безволосая, лишенная зубов и гривы, слепая голова. После вдалеке показалась темная точка, раздался пронзительный вой, и словно стрела пролетела в один миг по воде, и рядом вынырнула вторая голова на длинной шее, подняв справа и слева рокочущие стены воды. Два Существа встретились: одно было невредимо, второе в агонии — самец и самка, сказали мы себе, это она поспешила к другу. Мыча, она проплыла вокруг него и положила голову на изгиб его исполинской черепашьей спины, и он на мгновение исчез под водой, но снова вынырнул, стеная и истекая кровью. Голова и шея полностью показались из воды и напряглись, и Келлер проговорил, точно при виде несчастного случая на городской улице:
33
…
35
…
36
…
37
38
…