Потеха, да и только!
Но, однако, тут-то не до шуток!
— Смирно! — закричал я. — Замолчать! Нам о работе думать надо, а не о фокусах разных!
— Первая пара водолазов! Готовы вы, что ли? Отдохнули?
— Так точно!
— Лезете сейчас в воду?
— А почему нет?
Ну, и под моим собственным присмотром снарядили их, спустили в воду. Проработали они положенное время преблагополучно. Успели за это время нагрузить раковинами не один спущенный с палубы «Сузи» на цепях ковш. Потом поднялись, а на их место отправились водолазы второй пары, те, которые раньше видели будто бы какую-то «плавающую гору» или нечто в этом роде. Так работа шла до вечерних сумерек, и все обошлось благополучно.
В сумерках, понятно, работу пришлось прекратить: во- первых, и люди-таки приутомились, а, во-вторых, у меня на «Сузи» не имелось приспособлений для электрического освещения, при помощи которых можно было бы вести ночные работы.
Вечером, вскоре после того, как, поужинав, мои матросы расположились на ночлег, вахтенный берегового лагеря поднял тревогу: кто-то приближался к лагерю, а часовой, недолго думая, хватил его выстрелом.
Ей-Богу, тут в первый раз в жизни видел я, до чего люди могут терять голову!
Во мгновенье ока весь гарнизон моего лагеря, там было, как-никак, девять человек, и все здоровые молодцы, и все вооружены от пяток до зубов, — кажись, самого черта бояться нечего, — был на ногах.
Оказалось, достаточно одного шального выстрела, чтобы вся ватага с криками кинулась бежать врассыпную по берегу, взывая о помощи.
На палубе тоже была вахта. Один матрос дежурил, как всегда в этих опасных водах, у заряженной картечью и обращенной к берегу пушки. Недолго думая, он дернул затравку, и выстрел грянул, туча картечи полетела на берег.
Тут и на пароходе поднялась суматоха невероятная. Покуда мне удалось унять весь этот нелепый шум, покуда спущенные боты приняли бежавший из окопов гарнизон, прошло довольно много времени.
На берегу все было тихо и спокойно. Только где-то далеко-далеко в горах зажглись огни и оттуда слышались заунывные звуки большого тамтама.
Оставалось предположить, что и там, в горах, куда спрятались туземцы, отразилась эхом начавшаяся у нас тревога.
Разумеется, до рассвета мы уже не могли заснуть. А как только рассвело, я с Перазичем и дюжиной наиболее хладнокровных людей отправился на берег на разведки.
И что вы думаете?
Мы довольно скоро отыскали причину всей сумятицы: в десяти саженях от наших окопов, где еще валялись фуражки и сапоги моих храбрых матросов, мы увидели огромную тушу какого-то животного, валявшегося на земле.
Пуля из ружья часового не пролетела мимо, а угодила прямо в лоб ночному скитальцу и уложила его тут же.
Это был крупных размеров бык со спиленными рогами и ярмом на шее.
Чего искало невинно пострадавшее животное на берегу, не берусь сказать. Оставалось предположить, что оно попросту бродило по берегу, инстинктивно ища человеческой близости.
Ведь туземцы-то, напуганные не то нашим приходом, не то сказками о «Зеленой смерти», бежали в горы и туда же угнали, конечно, свои стада. Но в горах растительность скудная, и скотине там должно было приходиться не очень весело. Вот какой-то бык, на свое горе, и удрал с гор поближе к берегу, не подозревая, что его приход к нашему лагерю может наделать столько шуму…
Пожурил и постыдил я матросов, как говорится, разделав их на обе корки.
В самом деле, да что же это такое!
Словно ребята, которые, наговорившись вечером о разбойниках и привидениях, потом ночью истерики закатывают?!
Но, между прочим, не преминул сообразить, что есть и одна положительная сторона в ночном приключении: благодаря отсутствию у берегов туземцев, мы были совершенно лишены возможности войти в соглашение с ними и приобрести хоть парочку баранов для освежения нашего стола. А тут целый бык, и довольно хорошо упитанный, был к нашим услугам.
Разумеется, мы распластали тушу. Требуху выкинули в море, пусть и рыбам что-нибудь достанется. А мясо забрали на судно и сдали нашему коку с поручением устроить пир горою для поднятия храбрости у тех самых бравых матросов, которые-таки победили… быка прошлой ночью!
Утренние работы этого дня, понятно, шли очень и очень вяло: бессонная ночь со всеми ее тревогами истощила наши силы, и мне поневоле приходилось сквозь пальцы смотреть на то, что мои матросы шлялись, словно сонные осенние мухи, еле перебирая лапками, прилипая к месту, особенно в тени, где можно прикорнуть и задремать.