1963 г.
Нисходящая мелодия
«КАК Я ЛЮБИЛ ЕЁ!» Вы подглядели,будьте свидетелями, фонари.Как я бродил до зари…(В самом деле —под фонарями бродил до зари?)«КАК Я ЛЮБИЛ!» Тротуар, обнови жевоспоминаний истоптанный путь.Суть была в том, что я шёл к ней всё ближе,а становился всё дальше – вот суть…«КАК Я ЛЮ…» Был на Урале июль —с жаркими днями, ночною прохладой.Памятью благоразумной верну льэти контрасты любви и проклятий?«КАК Я…» Не вспомнить. И слёз не пролитьЧем возмещается сердца растрата?Но когда нечем уж, кажется, жить —жизнь поворачивает. Без возврата.«КАК…» И смещенье в себе ощутив,встав пред загадкою обновленья,всё ещё ловим из отдаленьяэтот затверженный старый мотив.«КАК Я ЛЮБИЛ ЕЁ» «КАК Я ЛЮБИЛ!»«КАК Я ЛЮ…» «КАК?»…Нисходя по ступеням,падая полувопросом без силв ту тишину, что зовётся забвеньем.
1965 г.
Из книги «Миг», «Картя молдовняскэ» Кишинёв, 1975
«Кто-то скачет на коне…»
Кто-то скачет на коне.Кто-то за конём – бежит.Жизнь уходит, а на днестрочка грустная лежит.По дороге молодцомкто-то скачет – пыль в глаза.С запрокинутым лицомкто-то смотрит в небеса.Кто-то скачет – конь горяч!…Не ловить бы мне удач.Просто – жить под небесами.Хочешь – смейся. Хочешь – плачь.
Сон
И каждому был дан свой час.Свой трезвый час средь дня иль ночи.И странно открывались очи,и свет, и тьму сосредоточивв себе. И мир был без прикрас.Всё – словно в первый день творенья,без глянца. Разворот работ.И совесть строгий счёт ведётприметам едким запустенья.Счёт недоделок и пустот.Как бы вращались жерноваиз очень твёрдого металла,и оправданий не хватало,и обращались в прах слова,и суть от формы отлетала.Всё было неприкрыто, голо,всё беспощадно, как во сне.Ты всё, душа, перемолола?И правда грубого помола —лишь горсть одна – на самом дне…
«Открыть себя – как в мир открыть окно…»
Открыть себя – как в мир открыть окно.И это в детстве было: не уменье,а первый дар – быть с жизнью заоднои повторять в себе её движенье.Но как же уберечь нам этот дарот взрослой недоверчивости нашей?Кто детство потерял – тот слишком стар.Его душа содержится под стражей.Не может он – рассудку вопреки —летать во сне и наяву решитьсявдруг уподобить крыльям две руки,чтоб к небесам, как птица, причаститься…Но человек касается небесладонью, от земных работ шершавой,и все не верит мысли слишком здравой.И всё шумит, шумит в нём детства лес…
Эхо света
Как тонкой нити звука нет конца —есть эхо, отзвук и преображенье,так солнца луч, коснувшийся лица,во мне самом отыщет продолженье.Ты, эхо света, помысел ли, звукнечаянно сорвавшегося слова?Ты – тайны и признания испугперед определённостью земногосуществованья. Бродишь в глубинепод оболочкой каждого предмета,глухим волненьем отзовясь во мне,как жажда продолженья, эхо света!Трудись, душа, стремясь соединитьвсё то, что жизнь дала и обещала,держа в руках существованья нить,тот лучик без конца и без начала.
«Мне этот город преподал урок…»
Мне этот город преподал урок.Самим собой быть – вовсе не заслуга!Сам по себе небесный свод глубоки солнце – ярко, и листва упруга.Сама собою южная веснавошла в деревья, переулки, лица…В ее щедротах мне не заблудиться.Она – и небо, и земля – она.Как разобрать мне этот росчерк в небеветвей, летящих смело в вышину?Как суть понять? Я сам – зеленый стебель,вдруг ощутивший тяжесть и длину.И как весна, как этот город жаркий,– пишу себя, порвав черновики.Правдиво. Безоглядно. Без помарки.Еще не зная будущей строки.
«Весна еще гадает – снег ли, дождик…»
Весна еще гадает – снег ли, дождикнаслать, иль солнцем подсветить слегка.Она еще в раздумье – как художникперед холстом, не начатым пока.Неверный март. Невнятно, зыбко, странно…Какой-то шорох, шепот, тайный сдвиг.И всё же – чудо, как весна нежданно!Того ли ждал? Опять врасплох застигвзмах этой шири, рвущейся из плена,(сверх наших мер, над нашей прозой – взмах!)Переворот, внезапно и мгновенносвершенный в небесах, сердцах, умах.И взгляд уже уносят облака,а между ними – синие провалы.Такая синь, какой и не бывалодо сей поры, – безмерно глубока…