3.
Весной слышнее первозданный зовпространств, что жаждут с нами породниться.И, откликаясь, мы начнём с азов,поймём стремленье ввысь ростка и птицы.Мы кланялись, сутулились, грустили,расчерчивали жизнь от сих до сих,но всё не гасло, как звезда, усильепонять ту высоту, что в нас самих.Пугают нас небес пустые дали,мы в быт зарылись, как в окоп, по грудь.Что ж поднимает нас по вертикали,как жар болезни поднимает ртуть?Быть человеком – трудная задача.Расти, самим собою становясь.Но, может быть, живём мы, что-то знача,когда сквозь нас земли и неба связь.
«О чем шумишь, не опасаясь лжи…»
О чем шумишь, не опасаясь лжи,обойдено огнем и лесорубом,разросшееся дерево души,оркестр вселенной на помосте грубом?Как выделить из сотни голосов,которые дорогой жизнь дала нам,тот первый, нечленораздельный зов,что стал земли-строительницы планом?«Пе-ре-ра-стай себя…» И, как малец,сквозь гул дождей, что формы жизни лепит,в своей душе подслушивает лестот детский, еле уловимый лепет.
«Ах время, мы и впрямь, как дети…»
Ах время, мы и впрямь, как детиспешим накрыть его сачком,поймать рукой, запутать в сети.Спешим – и падаем ничком.И вот, когда мы, обессилев,лежим – над нами небеса,травинка – зеленью на синем,жучков беспечных голоса.И жизнь мгновенная природы,бессмертия кратчайший мигобъемлет нас. И мир велик,заполнен временем, как соты.И мы мгновенья собираем,преображаем, раздаём.А что на свете оставляем?Себя. Во времени своём.
«Сны беззаконны. Будто бы в окно…»
Сны беззаконны. Будто бы в окнонадуло – оттого и снятся, снятся.И все, что не сбывается давно,опять рискует из глубин подняться.Сны беспощадны. Простынь белизнавнушает сходство с операционной.Беспомощен, наркозом опьяненныйв чужой, непобедимой власти сна.Перед любою истиной – не струшупри свете дня. Чего же снам – не рад?Они во тьме обшаривают душукак будто ищут позабытый клад.Что в памяти хранил неповторимым,то – сшито заново. Но где же швы?…И вновь – невидимое станет зримым,как в детстве – ветер в шелесте листвы.Двойное зренье нужно – охватитьмечту и явь, их сплав, их нераздельность.Разрозненному придавая цельностьпорыва – времена соединить.Сны беззаконны – всё, что мы делили,чтоб знать отдельно, ставя по местам,они перемножают без усилий,соединяют: нет ни «здесь», ни «там»…Есть только воздух – утренний, летящий,тот ветер, что из детства – к нам в окно.…Ах, мало ли во что поверит спящий.Глаза открыть. Пора вставать давно.
Девочка с яблоком
Павлу Антокольскому
Вот яблоко. Что у него под кожей?Вот девочка. Что у нее в руке?Два мира – так близки и так несхожи.И гаснущий закат невдалеке.Ах, мякоть так податлива, сок – сладок.Но шум листвы в неспешной смене дней,но птичий свист, но этот беспорядокветвей – они видны, слышны ли ей?Вот яблоко. Оно как слиток света.Но там, внутри, во глубине зерна,спит дерево, чья суть во тьму одета,вся в будущем, до срока не видна.Ты, девочка, боишься темноты.Душа еще темна – вся в небывалом.Безмерность мира спит в пространстве малом.И тихо лепит свет твои черты.Горит закат. Простор и тишина.Как зерна, в землю падают мгновенья.И тайна роста, полнота творенья– в руке твоей, природой вручена.
Городское дерево
Ах, дерево. Зеленая листвасреди стекла, и камня, и металла.И тайные слова, что жизнь права,а, значит, жаловаться не пристало.Гребет по небу ветка, как весло…Что ж, если занесло сюда – не сетуй.Вбирай в себя бензинное тепло.Дай кислорода городскому лету.Не убежать. И некуда спешить.Даруй же нам – дыхание большое.Преображай оттаявшей душоювсё то, что есть, в то, чем дышать и жить.Быть может, ты и вправду ждешь чудес?Но это – неуместная причуда,когда вокруг тебя, увы, не лес,и шум листвы – средь уличного гуда.Всё, что случится, – с нами, не с тобой.А ты – живи, в детали не вдавайся,над нашей торопливою судьбойвсей бескорыстной жизнью поднимайся.