Старый князь умер через две ночи после того, как Штольман сочетался тайным браком с Анной в уединенной церкви и меньше чем за неделю до того, как он инкогнито вернулся в Петербург.
— Ты извини, что я раньше тебе не написал. Если честно, у меня просто не хватило на это духа. Я пытался, но так и не смог… Так вот, насчет того, что еще Дмитрий оставил тебе. Это квартира в Петербурге. Просто конверт с документами был подписан на мое имя и затерялся среди прочих бумаг, которые мне передали после смерти Дмитрия. Я их полностью так и не удосужился разобрать. А позавчера начал просматривать одну коробку и нашел этот конверт. Хотел поговорить об этом с Сашей. Сказать, что Дмитрий рассказал мне о своем внебрачном сыне перед смертью, и что теперь мы обязательно должны написать ему и исполнить волю Дмитрия относительно его. А оказалось, что Саша с тобой уже виделся. Так что остается только последнее.
— А как же Александр? Это же его наследство, его имущество.
— Во-первых, против воли Дмитрия он не пойдет никогда. Во-вторых, это ты называешь имуществом? Ну ты и насмешил! Скажи, зачем ему эта квартирка, если у него в Петербурге особняк? Ладно бы женат был, так там хоть с любовницами мог встречаться… А так, к чему ему еще эта обуза? Ему бы время найти, чтоб все имения по Империи объехать… А в-третьих, он же сейчас знает, что он — не родной сын Дмитрия. Его единственный родной сын — это ты.
— Даже если и так, я не понимаю, как я могу что-то получить, ведь я князю никто, совершенно никто. Это вы знаете, что я — его внебрачный сын. Но даже это не дало бы мне никаких прав на наследство князя.
— Ну имущество можно оставить кому угодно, просто надо знать, как это устроить. Поверь мне, Дмитрий знал, как. Он смог все сделать так, что ты будешь законным владельцем этой квартиры. Да, и не удивлюсь, если Саша в недалеком будущем проиграет тебе в карты какое-нибудь завалящее именьице, которое ему даром не нужно.
— Я больше не играю в карты. Научен горьким опытом, — хмуро сказал Штольман, услышав только про игру в карты, которая не раз довела его до беды, но пропустив мимо ушей смысл сказанного Павлом.
— Зато Саша играет. И может позволить себе проиграть такую малость как небольшую усадебку в нескольких часах от Петербурга, ну или на пари проспорить, — в очередной раз ухмыльнулся Ливен.
— Подожди, ты хочешь сказать…
— Яков, я слишком хорошо знаю Сашу и могу предугадать, как он себя поведет… Вот ты думаешь, что он просто по глупости рассказал тебе о том, что считает тебя сыном Дмитрия?
— А как же иначе? Нет, он сопоставил факты и сделал выводы — это, конечно, говорит о том, что он — человек умный. Но сказать мне об этом — тут больше, конечно, от мальчишеской глупости или наивности — как это ни назови.
— Нет, Яков, — покачал головой Павел. — Он слишком умен, чтоб просто сболтнуть такое. После смерти Дмитрия у него остался только я, больше никого. Я тебе сказал, что два моих брата общаются только между собой, а нас как и нет. Думаешь, это изменилось после смерти Дмитрия? Ничуть! Они Саше даже письма с соболезнованиями не прислали. Вот такие дядюшки… А тут появляется возможность обрести нового родственника, пусть и незаконного. Ему все равно, каким образом ты родился, что у тебя другая фамилия, для него важно, что ты ему родной по крови, что ты очень похож на того человека, которого он всю жизнь считал отцом. И он очень надеется, что ты не повернешься к нему спиной. Так что прими это к сведению. Я уверен, что ты ему понравился. Более того, я скажу, что и твоя Анна ему тоже понравилась, как, впрочем, и мне…
Штольман вопросительно посмотрел на Ливена.
— Моя Анна ему понравилась? Хотя да, между ними совсем небольшая разница, а она — красивая женщина… Я могу его понять… И тебя тоже…
— Яков, ты вообще о чем думаешь? Бог мой, да ты ее ревнуешь… Ты что ж ее к каждому мужчине ревнуешь?
Яков Платонович промолчал.
— У меня есть дама, Саша тоже женским вниманием не обижен. Я имел в виду то, что нам обоим было бы приятно общаться с ней по-родственному, как и с тобой. Кстати, мне вот интересно, как Саша назвал тебя в письме, кузеном или братом? — Ливен уже почти смеялся.
Штольман понял, что Павел действительно знал Александра очень хорошо.
— Кузеном — что, естественно, немного привело меня в замешательство. Назвать так возможного незаконного родственника, да еще после единственной встречи…
— Когда будешь писать ему ответ, не вздумай назвать его Ваше Сиятельство, а то обидится. Как и я.
Штольман припомнил, что когда он называл Александра при встрече Ваше Сиятельство, тот немного странно на это реагировал, как будто ему было неловко, правда ничего на этот счет не говорил, но пару раз теребил манжету, совсем как он, когда волновался, только не левую, а правую. Теперь Яков Платонович понял, в чем было дело. Александр не хотел быть его Сиятельством для возможного родственника, он надеялся в дальнейшем на более неформальные отношения, о чем и дал ему понять в письме. Но не был уверен, нужны ли такие отношения Штольману.
— Знаешь, быть князем — не всегда преимущество, особенно в личных отношениях. У меня были случаи в жизни, когда с людьми не получалось построить тех отношений, которые бы мне хотелось, именно по той причине, что они воспринимали меня только как князя. Хотя в целом быть князем не так уж плохо, есть свои выгоды, да и женщины ведутся на титул, что и говорить. Ты не представляешь, сколько дам мечтали стать княгиней Ливен, — засмеялся его Сиятельство.
— Ну и почему ты не женился?
— Я что-то не припомню, что князь обязан быть женатым, — усмехнулся Павел. — А если серьезно, я же фактически был женат и овдовел. Я ведь тебе говорил, что считал Лизу своей женой, хоть она и была формально замужем за Дмитрием. После Лизы я уже никого полюбить не смог. А какие браки бывают без любви, я прекрасно знаю. Мне такого не надо. Да и у меня есть Саша, жениться только ради отпрыска мне не нужно. В женщинах у меня недостатка никогда не было. Сейчас моя пассия — вдовствующая графиня, лет на пятнадцать меня моложе, красивая, с золотым характером, обеспеченная, живет одна, оба сына в кадетском корпусе. Что еще нужно для приятных встреч? Думаю познакомить вас, когда будете в следующий раз в Петербурге. А в этот раз вам с Анной нужно обязательно сходить посмотреть жилье. Вот тебе, Яков Дмитриевич, адрес и ключи. Все остальное мы сделаем в другой раз. А насчет квартиры не беспокойся, за ней приглядывают слуги из особняка. Так что вы можете переехать туда прямо сегодня.
— Не стоит, нам завтра уже ехать обратно в Затонск. Но в следующий раз мы, возможно, остановимся там, думаю, это лучше, чем в гостинице. Хотя я и постарался найти приличное место, это не «Европа», но такого я, конечно, позволить себе не могу…
— Когда приедете в Петербург, пошли записку в особняк Евстигнею. Помнишь дворецкого? Я распоряжусь, чтоб он прислал кого-нибудь с кухни готовить для вас. Ну и постирать, убрать там и все остальное…
— Для нас?
— Ну не сама же Анна будет готовить и стирать. Ты в своем уме? На это есть слуги, — впервые Яков увидел перед собой не подполковника Ливена, а князя, который привык совсем к другой жизни, нежели он сам.
— И как ты это представляешь? Со слугами из особняка и всем остальным?
— Яков, ты определенно не понимаешь ситуации. Ты — сын князя, хоть и незаконный. И ты будешь жить так, как положено. Положено иметь слуг, значит, они будут. Поначалу — из особняка. Потом — посмотрим. Саша редко бывает в Петербурге, а эти лодыри там по несколько месяцев ничего не делают, как сыр в масле катаются. Начинают шевелиться, только когда его Сиятельство должен приехать. Так и при Дмитрии было, и сейчас. Ну мне, конечно, прислуживают, когда я остаюсь в особняке. Мне иногда приходится туда заезжать, чтоб они в конец не разленились. Вот думаю, не переехать ли туда насовсем — как Дмитрий уже давно предлагал. Одно останавливает — у меня своя квартира в паре минут от дворца, что очень удобно при моей службе. Мой Демьян там хоть чем-то занят, а эти баклуши бьют. Так что пойдут служить туда и к тому, как я прикажу. И без вопросов — еще не хватало, чтоб прислуга хозяев обсуждала. Вылетят на улицу и их в самое затрапезное место потом не возьмут.