Штольман подумал, кто на самом деле сейчас настоящий хозяин в доме Александра — сам Александр или же Павел? Он больше склонялся к тому, что Павел был серым кардиналом. И не только в доме. А Александр был так, только для ношения титула…
— Прости, а как это будет выглядеть? Я Ливенам никто. А ты собираешься послать к нам слуг из княжеского дома. Ведь связь между нами будет очевидной… Ты ведь и сам знаешь, как быстро распространяются сплетни среди прислуги. Этого никак не пресечь… Через неделю весь Петербург будет знать обо мне… Я не о прислуге, естественно, а о, скажем так, свете.
— И что тебя смущает?
— Ну как же? Незаконный родственник… К чему такие проблемы? - Штольман был совершенно сбит с толка.
— Вот уж нашел проблему — бастард его Сиятельства. Ладно бы был побочным сыном Императора, ну или хотя бы одного из Великих Князей, а то остзейского князя, которого в Петербурге еле кто знал. Кому это интересно?
Ты что же действительно не знаешь, что творится в высшем свете? Ладно, не будем трогать монаршее семейство, это, как говорится, святое. Да ты пройди по дворцу, и у половины там фамилии и титулы, которые они носят незаконно. У тебя хоть отец точно известен. А для многих и это загадка, так как несколько претендентов на отцовство… Так что когда все откроется, а это все равно случится рано или поздно, извини, ты не будешь притчей во языцех. Кроме тебя есть особы, о которых будут сплетничать гораздо больше, чем о тебе… Так что, ты — родственник князя Ливена, и этого хватит для слухов, а кто уж что подумает — это их дело. И если уж это так тебя беспокоит, мы еще и родственники по материнской линии, через Ридигеров.
Сосредоточив внимание на возможном родстве с Ливенами, Штольман почему-то совершенно выпустил из виду свое родство с Ридигерами, которое и доказывать было не нужно.
— И в каком родстве мы состоим? — поинтересовался он.
— Надо посчитать… Так, Катя была дочерью Вольдемара, кузена Теодора… Подожди, так ведь Теодор — брат нашей матери, почему у меня это вчера из головы вылетело? Хотя неудивительно, у нас же с ним вообще никаких отношений нет. Значит, Вольдемар — двоюродный брат и нашей матери. А Катя Дмитрию — троюродная сестра. Значит, ты мне — троюродный племянник.
— Троюродная сестра? О Боже, только не это! — простонал Штольман. — Так, может, Ваш отец из-за этого и был против брака Дмитрия Александровича с Катей? Из-за такого близкого родства? На такой же брак вроде бы благословение епархиального архиерея требовалось.
— Близкое родство? — хихикнул Павел. — Да Ливены часто на родственницах и женились, чтоб деньги из семьи не уходили. Нет, тут дело не в родстве, а именно в деньгах. Отец же жадный был кроме всего прочего. Катя ведь была почти бесприданницей, ну небольшое приданое у нее было, но явно не такое, на которое рассчитывал отец. Хотя Дмитрий мог жениться и на барышне вообще без приданого, ему столько досталось, что на десять жизней хватило бы… Да, а наш общий предок — Якоб Вильгельм, граф Ридигер, он мне приходится прадедом, а тебе — прапрадедом.
Ливен вынул карманные часы:
— Извини, мне уже нужно спешить. Если хочешь, я тебе как-нибудь потом об этом расскажу. Мне сегодня еще нужно вернуться в Павловск.
— Павел в Павловск? — улыбнулся Штольман.
— Да, вот так, Павел в Павловск. Мне часто приходится ездить по службе по дворцам и даже, бывает, по Империи. Или ты думал, что заместитель полковника Варфоломеева прохлаждается в Петербурге?
— Вот, все хотел тебя спросить, — вспомнил Штольман.- А Варфоломеев — он что же никогда не замечал сходства между нами? Это же трудно не заметить.
— Это ты уж сам у него спроси. Если он, конечно, скажет. Ты же знаешь, он лис еще тот.
Вместо Павловска Павлу хотелось поехать именно к Варфоломееву, взять его за грудки, потрясти хорошенько… И спросить: «Когда ты, старый прохвост, догадался о том, что в Штольмане течет кровь Ливенов? Сколько лет назад? Или ты знал об этом? А узнал, когда познакомился со Штольманом? Или, может, еще и до этого? И почему не сказал мне? Хотел владеть сведениями, которые могли нас компрометировать? Зачем? Чтоб при случае использовать? Против кого? Против Штольмана или против меня? Или нас обоих? Или на это есть какая-то другая причина?»
Желание вытрясти признание из Варфоломеева было у него с того самого момента, когда он увидел, как в ресторан входит помолодевший десятка на три лет его Сиятельство князь Дмитрий Александрович Ливен. Тогда у него куда-то провалилось сердце, и он прошептал: «Димий, мой Димий… живой…» Когда Дмитрий сказал ему, что его сын от Кати очень похож на него, Павел подумал, что брат мог преувеличивать, что ему просто хотелось, чтоб так было. Но это было действительно так, Яков был копией Дмитрия. От неожиданности он даже повел себя непозволительно фамильярно с человеком, которого видел впервые в жизни, пусть он даже и был его родным племянником. Теперь в его жизни появился сын Дмитрия, и он сделает все от него зависящее, чтоб его не потерять. Впервые за месяцы после утраты любимого брата у его стало спокойно на душе.
В близком родстве его самого и Штольмана не могло быть сомнений. Яков спросил, неужели Варфоломеев не видел его сходства с Ливеном. Это был правильный вопрос. Павел никогда бы не поверил, что Варфоломеев был слеп. Только не он. Он видел все и вся. Иначе бы он не стал начальником охраны Императора. Но вот зачем он скрывал от него то, о чем догадывался или, возможно, даже знал довольно давно — было непонятно. И как получилось так, что по крайней мере за пару лет они со Штольманом ни разу не встретились, даже случайно? Он очень хотел это выяснить.
— Ты мне пиши, пожалуйста. Я там свой адрес тоже написал. Да, чуть не забыл. Это карточка Дмитрия, не знаю, захочешь ли ты иметь ее. Это один из последних снимков, когда он еще был более или менее здоров. Раз уж у тебя теперь есть портрет Катеньки, пусть будет и снимок Дмитрия.
— Спасибо, я возьму.
— Сообщи, когда ты будешь в следующий раз в Петербурге, я постараюсь быть в городе, если позволит служба. Ты же знаешь, мы — люди подневольные. И обязательно дай знать Саше. Он, конечно, нечасто будет жить в Петербурге, но если будет здесь, непременно захочет с тобой встретиться.
— Я не думаю, что смогу снова скоро приехать в Петербург, сам говоришь — служба, но я обязательно напишу и тебе, и ему.
— Димий, ты, пожалуйста, не пропадай, — попросил Ливен.
— Не пропаду, — заверил его Штольман.
========== Часть 15 ==========
По оговорке Павла Штольман понял все. Все, о чем он уже начал догадываться ранее в ходе разговора. Павел надеялся, что он в какой-то мере заменит ему ушедшего из жизни любимого брата. Он принял незаконного сына своего Димия безоговорочно и теперь уже никуда не отпустит… Если, конечно, он сам ему позволит это… Позволит ли? Нужно ли это ему самому? Нужны ли ему родственники вообще, даже если по отношению к нему они так благодушно настроены?