И все же, как отчаянно твердил я себе, мой разум должен, по крайней мере, бороться за то, чтобы удержать хотя бы каплю здравого рассудка. Иначе я не смог бы додуматься до этих... Ну, скажем так, объяснений.
Я вернулся к самому началу, к автомобильной аварии, подробно останавливаясь на событиях, которые произошли со мной с тех пор.
Разумеется, длинный сон, или цепочка связанных между собой галлюцинаций, был не более фантастичным, чем тот, другой сон, который я видел в свою первую ночь в Бликстоуне, когда за одну ночь заново пережил целых три года прежней жизни! И, разумеется, не могло быть кошмара более странного, чем тот, который я пережил, когда на моих глазах окаменевшие кости оделись новой живой плотью. А как насчет моих прежних приступов, часто повторявшихся после аварии, когда мой разум начисто мерк, и я ничего не мог вспомнить? Я старался успокоить себя. За свою жизнь я оказывался и в гораздо более затруднительном положении. Уж лучше спать и осознавать это, чем бессмысленно блуждать, как в тот раз, когда я отправился погулять в скалах!
После того первого раза, в последующие «дни», я частенько забирался в глубины своей памяти и удивлялся странности всего происходящего. Но временами мои одинокие размышления прерывало появление посетителя, Бокруга, который, держа свое слово или подчиняясь указаниям моего блуждающего подсознания, приходил поговорить со мной о реальном мире и приносил мне еду.
У меня появились свои соображения и относительно этих посещений тоже. Возможно, на самом деле этот человекоящер был врачом, психиатром, намеренно проводящим меня обратно по тропинкам моего прошлого в попытке медицинскими средствами исправить расстройство моей психики?
Во время одной беседы с Бокругом я попросил его поподробнее объяснить мне происхождение странной системы освещения подземного мира.
— Как я уже говорил, — начал он, — крошечные живые пятнышки, составляющие нимбы над нашими головами, и часть атмосферы в большой пещере, напоминают существ, которых вы называете полипами. На самом деле, это — основная живая материя, из которой в определенных условиях могут возникнуть всевозможные виды и формы жизни, — он остановился и внимательно взглянул на меня. — Вы ведь ученый, знаете ли вы что-нибудь о Цикле Уббо-Сатла!
— Что-то знакомое, — ответил я. — И все же не могу сказать, чтобы я помнил, что слышал или читал что-нибудь об этом. А что это за цикл — мифологический современник культа Ктулху или чего-то в этом роде?
— Так ты слышал об ужасном Ктулху? Да, возможно, ты натыкался на упоминания Уббо-Сатла именно в этой связи. Что ж, в мифах Уббо-Сатла считается источником всей земной жизни. Согласно некоторым книгам, которые, как я знаю, существуют в верхнем мире, Уббо-Сатла «породил серых бесформенных тритонов на заре Земли и наводящие ужас прообразы земной жизни». Дальше там поясняется: «И вся земная жизнь, в конце концов пройдя через огромный цикл времени, вернется обратно к Уббо-Сатла». Что касается меня, я лично считаю, что это, — он провел плоской рукой через ореол над моей головой, — и Уббо-Сатла — одно и то же, и что ты, следовательно, являешься сыном Шоггота.
— Шоггота! — вздрогнул я, вспомнив ужасные сны из давнего прошлого, которые мучили меня после того, как я заглянул в «Некрономикон». — Ты сказал «Шоггота»?
— Да, ибо такое имя дали своему созданию его первоначальные творцы — те Великие Древние, еще до того, как Земля полностью сформировалась, сотни миллионов эпох назад. Они назвали свое протоплазменное создание «Шоггот-тканью» и из нее слепили себе вьючных животных, чтобы строить города и выполнять более тяжелые работы — животных, которые, в конце концов, развили способности, сделавшие их исключительно опасными для Древних. Шогготы становились все более и более разумными, более способными к подражанию, более честолюбивыми и более грозными, пока примерно сто пятьдесят миллионов лет назад не подняли великое восстание против своих хозяев. Большое благо, что Древние сумели подавить его... Когда мы и Тхуун'а поселились в этих пещерах, мы обнаружили... скажем так, запас примитивной Шоггот-ткани, все еще живой, но существовавшей в форме скопления безвредных низших амеб. Из этого источника мы создали множество видов простейших. Светящиеся облака — лишь один из них. Но с нами произошло то же, что и с Древними. Наши рабские культуры быстро развивали собственные способности, пока мы не были вынуждены уничтожить их. Теперь во всем Лх-йибе и его окрестностях, не считая этой «осветительной системы», как ты ее называешь, да еще одной формы, нет никаких Шогготов.
— Еще одной формы? — повторил я его слова, переспрашивая.
— Да, если быть более точным, одного Шоггота, который снится в мучительных ночных кошмарах некоторым особенно чувствительным людям в верхнем мире. Здесь он выполняет определенное назначение, необходимую функцию — и не в состоянии угрожать нашему существованию. В пустоте, где мы содержим его, нет возможности для... обучения! Он уже достиг пика своего развития.
— Где же находится это существо? — спросил я. — Не разрешат ли мне... увидеть его?
Человекоящер серьезно посмотрел на меня, прежде чем ответить:
— Если ты будешь выполнять мои распоряжения, у тебя никогда не будет причин видеть его, это я тебе обещаю. Я молюсь, чтобы ты никогда его не увидел, ибо это будет последнее, что ты увидишь в твоей жизни...
После этого разговора пять ночей, как я буду называть мои периоды сна во сне, меня мучили повторяющиеся кошмары, в которых непременно фигурировали Шогготы. Переливающаяся чернота, ожившие эксперименты чуждых безымянных сверх-существ, вязкая липкая масса бурлящих клеток, с бульканьем растекающаяся по подземным туннелям, точно мыслящая слизь по гигантским носовым пазухам земли.
В самых худших из этих кошмаров я видел себя в огромной яме с двадцатифутовой статуей водяной ящерицы-бога. Дно ямы было усеяно костями, многие из которых покрывала зловонная черная слизь. Я откуда-то знал, что эта слизь — след Шоггота. Даже когда я с воплями отчаянно пытался выбраться из этой омерзительной ямы, до меня доносился рокот, предвещавший появление чего-то. Это что-то распространяло столь чудовищный и зловещий запах, что меня начинало выворачивать наизнанку. В яму откуда-то сверху вело зазубренное отверстие, и именно из него исходил смрад, становясь все сильнее. Я знал, что именно из этого отверстия ко мне должен ворваться ужас во всей своей чудовищной нереальности...