Каким же боном в эту гипотетическую схему, которую я сооружал, вписывалась Сара Бишоп? Подумав о ее отце и о том, что я видел, я еще больше убедился в том, что нахожусь на правильном пути. На самом деле Бишопы вписываются в эту схему лучше некуда. Случай пожилого джентльмена выглядел явно запущенным, и, вне всякого сомнения, осложненным тяжелым физическим заболеванием. К тому же его психическая болезнь оказалась наследственной. Сара тоже, бесспорно, страдала теми же бредовыми идеями, которые овладели ее отцом. Она разделяла его ненормальное мировоззрение.
Что же касается Дэвида Семпла, то разве мой старый приятель Иен Карлинг не предупреждал меня, что Семпл «странный малый», пусть и в своем роде неплохой? По собственному его признанию, этот человек был коллекционером всевозможных книг о сверхъестественном и удивительном, специализировавшимся на фолиантах об оккультном и эзотерическом. Те книги, которые он показывал мне, выглядели довольно странно.
Более того, как это часто бывает с психически ненормальными людьми, Семпл безо всякого промедления обратил мое внимание на гораздо более плачевное состояние Бишопа, на тот факт, что старик «не в себе» и что причиной тому его «возраст и болезнь». Но я знал, что мистеру Бишопу всего лишь шестьдесят семь лет, а это совершенно не тот возраст, в котором наступает и берет свою ужасную дань дряхлость...
Разумеется, в моих умозаключениях имелись и противоречия. К ним относился, например, вопрос об иннсмутских Маршах и их непонятной связи с этим клубом; тот факт, что Семпл нашел в одной из множества своих книг упоминание о моей раковине; и, прежде всего, странные обстоятельства, при которых я встретился с Сарой Бишоп. Но здесь, разумеется, придется предположить чистой воды совпадение.
Постепенно я уже убедил себя в том, что прав, и в качестве дополнительного доказательства снова припомнил странные бесстрастные лица людей... нет, пациентов, с которыми я сидел за огромным столом на обеде... Я подумал о них и о том, какими похожими они мне показались, как будто все они — члены одной семьи. Точно так же кажутся похожими друг на друга больные синдромом Дауна. Лица этих людей говорили за них, как и лица любой другой группы умственно отсталых, в особенности на фоне нормальных людей.
Да! Должно быть, именно таким и был ответ. Клуб был санаторием для группы людей, болезнь которых распознали. Соответствующие органы приняли необходимые предосторожности. Члены клуба ни в коей мере не были опасными безумцами, а всего лишь больными людьми, чей психический распад — возможно, у большинства частичный — требовал пристанища, где они время от времени могли получить передышку, отойдя от реальной жизни.
А Сара? Бедная Сара... Неудивительно, что она впала в такую ярость, когда я обозвал их «дегенератами». В глубине души она должна знать правду, которую она, пусть и весьма своеобразно, попыталась мне рассказать: она считала их просто «другими». Неудивительно, что я счел девочку странной и удивился тому, как она смотрела на меня! Она предложила мне дружбу и, как я подозревал, много больше, чем просто дружбу, которую я столь бессердечно швырнул ей обратно в лицо. Кстати, теперь, когда я докопался до сути дела, я начал понимать, что моя неспособность принять ее как женщину, возможно, проистекала как раз из этого...
И тут я, наконец, вспомнил о ракушке. Она по-прежнему находилась в комнате Семпла, где я оставил ее. Что ж, она все еще была моей собственностью, и я хотел получить ее обратно. Не то чтобы я считал, что вопрос обладания ею может стать камнем преткновения, но чем скорее она вернется ко мне, тем лучше. Потом я заметил клочок бумаги, засунутый под трубку моего телефона. Там был номер и жирная подпись «Сара Бишоп».
Я понимающе кивнул самому себе: очевидно, Сара предвидела реакцию на свой рассказ. Она сказала, что я должен знать, где ее найти, когда захочу извиниться. Но еще слишком рано, чтобы звонить ей, решил я. Кроме того, в любом случае, после того, как я изгнал из своего организма нервное напряжение, не говоря уж о слишком большой дозе алкоголя, я обнаружил, что необычайно устал. С легким сердцем я решил попытаться несколько часов поспать, а с Сарой поговорить попозже.
Я не собирался спать долго, но утомление дало о себе знать, продержав меня в постели намного дольше. Когда я открыл глаза, уже наступил вечер. Поразмыслив, было не так и трудно понять, почему мне было необходимо выспаться: стрессы и волнения вчерашнего дня, а за ними вызванное сначала лекарствами, потом алкоголем забытье, которое вряд ли могло восстановить мои силы. К тому же все завершилось кошмарной ночью, проведенной в выматывающих блужданиях по дому. Все случившееся совершенно подорвало мои силы. Теперь, приняв душ и побрившись, перекусив и выпив стакан фруктового сока, я почувствовал себя способным на все, что угодно... Первая проблема возникла, когда я позвонил по оставленному Сарой номеру и услышал на другом конце провода Сарджента. Он говорил вежливо, но практически совершенно нечленораздельно. Однако в конце концов, пусть и не без трудностей, мне удалось разобрать, что Сара спит — она просила не будить ее до девяти вечера, а Семпл «уехал по делам, но скоро вернется». Потом, когда я уже собирался положить трубку, Сарджент крайне удивил меня, справившись о моем самочувствии и заявив, что «доктор» попросил, чтобы мне передали, что если мне понадобится какая-либо дальнейшая помощь, он будет всегда рад мне ее оказать. Я ответил, что теперь со мной все в полном порядке, но попросил поблагодарить доктора за его любезное предложение, и на этом повесил трубку.
Следующие полчаса я провел за письменным столом, пытаясь доработать старую правленую-переправленную рукопись со множеством вставок, но только совсем ее испортил, после чего швырнул на пол ручку и решил поехать в лодочный клуб. Разумеется, на это у меня было достаточно причин. Мне надо было забрать раковину, и я хотел бы воспользоваться возможностью оправдаться за свое вчерашнее поведение перед как можно большим числом «членов» клуба. Наконец, не в последнюю очередь я собирался извиниться перед Сарой за мой прискорбный недостаток хороших манер и все остальные проступки, в которых она могла счесть меня виноватым.