«Может прядь волос отрежут или… палец, как при инициации юношей в Океании», — с тоской подумал он, — «Часть тела не так жалко, как тело целиком. Все же это храм Кибелы, а не жестоких ацтекских божков».
Продолжал уговаривать себя он, но зубы стучали все сильнее.
«Смотрящий» наклонился над ним, потыкал пальцем в увеличенные лимфоузлы и озабоченно поцокал языком.
— Пить. — Хотел сказать Френсис, но сухое горло выдало лишь жалобное сипение. К счастью «сиделка» оказался сообразительный малый. Что-то недовольно пробурчал, но подал чашу со знакомым уже напитком. Стало значительно легче.
«Успокаивают. Вопящий агнец — дурная примета. На жертвенник нужно идти с благостной улыбкой. Может, я от ужаса раньше скончаюсь? Было бы неплохо…»
Группа музыкантов изобразила странный ритмический мотив. Сложно назвать музыкой мерное «буханье» по барабанам, тимпанам и том-томам — цилиндрическим ударным без струн. Племя стало в большой круг, каждый закрутился по собственной оси, издавая протяжное, заунывное «у-у-ум».
Голова болела в ритме местного ансамбля.
Один за другим «аборигены» стали прыгать через огонь, медленно обходить чадящий валежник и окунаться с головой в чан. С четвертой попытки до Френсиса дошел смысл ритуального действия. Очищение! Племя боится, что незнакомец наведет порчу или еще какую дурь. И таким образом пытается освободиться от всякой скверны, от вины и нравственного греха.
«А я уж подумал»
Облегчение накатило подобно океанической волне. Остро, трепетно и неизбежно. Как оказалось зря.
Старейшина или шаман и кто там она у них по иерархии, неспешно приблизилась к алтарю. Встала сбоку и, завывая какие-то гимны, нанесла неглубокие, но болезненные порезы на предплечье, голени и под ключицами. В открытые раны с медлительностью заправского садиста втерла какой-то порошок.
По знаку подошли двое со странной ношей. Глядя на блюдо в их руках, Френсис почувствовал, как взмокли виски. На медной, блестящей поверхности шевелились толстые личинки каких-то экзотических паразитов. Все же он не биолог и не энтомолог, как Адам — класс, вид и подвид навскидку определить не мог. Вот с кем стоило поменяться местами.
«Надеюсь, они не заставят глотать эту гнусь»
Парень отчаянно задергался в путах, но только рассек кожу на кистях и лодыжках. Боли даже не ощутил. Четверка мужчин с хмурыми лицами и тяжелыми подбородками по знаку старейшины зафиксировали его. Осталось только стонать сквозь стиснутые зубы, и бешено вращать глазами.
Несколько взмахов ножом и на предплечье расцвел кровавый цветок. Сквозь насечки на коже, чьи-то холодные, грязные пальцы затолкали упитанных личинок. От дикой боли Френсис периодически терял сознание. Лучше б не возвращался назад из мутной дурноты. Боль только усиливалась. Руку плотно спеленали веревочной тряпицей. Отвязали и на носилках из тонких веток перенесли вглубь пещеры. Факелы то угасали, то разгорались вновь. Тьма и свет, жар и холод. Боль, отчаяние, страдание.
Парня принесли в полукруглую пещеру с низкими сводами. По периметру возвышались грубо обтесанные гермы: закругленные столбовидные каменные стелы с вырезанными магическими надписями. Посередине залы возвышалась пирамидальная куча камней. Перед ней на разнообразной посуде из глины, меди и даже в деревянных мисках лежали остатки еды и питья. Среди этого дурно пахнущего разнообразия и водрузили несчастного парня. Англичанин уже не сопротивлялся. Ему хотелось закрыть глаза и умереть. Только бы прекратить это нескончаемую пытку. Он отчетливо ощущал, как личинка копошатся под кожей, как яростно поедают живую плоть.
Сколько прошло времени? Час, два или неделя?
Вязкие путы боли обвивали липкой паутиной. Она растягивала измученное тело в разные стороны, хватала за горло, бросала то в обжигающую лаву, то в ледяной омут. Черное марево накрывало с головой, и только нервные импульсы доказывали, что еще не в аду, еще живой, хоть жизни осталось на пятак. Стены пещеры нависали, сужались и давили. Отчаяние рвало сердце, точно все тепло мира забрал арктический холод бесконечности.
По чуть сверкающим стенам ползли яркие светлячки. Откуда они тут, под землей? Одни, два, три, целая колония. Стало почти светло. Читать можно. О чем только думает?
Вдруг на лоб упала горячая слеза. С усилием англичанин стер ее и поднес пальцы к глазам. Кровь?