— По крайней мере, Адам не останется без вести пропавшим. Кремация лучшее погребение в его случае. Ты знаешь какую-нибудь молитву?
— Ave, Maria, gratia plena; Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui - Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen.¹
Дрожащим, срывающимся голосом прошептала девушка и поспешно перекрестилась. Огонь полыхнул, раскрылся ярким бутоном. Жар становился невыносимым, пришлось отступить к самой двери.
— Laus Deo, pax vivis, salutem defunctis, et beata viscera virginis Mariae quae portaverunt aeterni Patris Filium!² — Подхватил Френсис.
Едва прозвучали последние слова, желто-алое пламя с ревом взмыло вверх, поглотив сундук полностью. Находиться вблизи стало практически невозможно. Температура в помещении резко подскочила. Пленники мгновенно взмокли, раскраснелись. Дышать стало практически невозможно.
Счет шел на секунды. Пожар подбирался к упавшим гардинам, трухлявой мебели. Раскаленные каменные плиты покрылись черной копотью. Сквозь дымовую завесу предметы почти не различались. Деревянные бока кофра с шумом обвалились, искры брызнули во все стороны.
Перед глазами полыхало мертвое тело. На мгновение Лауре показалось, что сухая черная безжизненная рука вздрогнула, точно взмахнув на прощанье и, рассыпалась пеплом. Кожа на черепе сморщилась. Стояла невыносимая царапающая вонь; черный дым выжимал из легких последний глоток кислорода.
— Пора убираться отсюда. — Прокашлял Френсис, отчаянно зажимая нос и рот. Девушку колотило.
— Но там же…
Отчаяние, ужас, неизбежность сплелись в одной короткой фразе. Покрасневшие от дыма глаза лихорадочно блестели.
Отвечая на вопрос, возникла призрачная фигура монаха. Потусторонняя материя впитывала тени, звуки и клубящийся дым. Единственная преграда между людьми и полыхающим адом. Огонь вспыхивал повсюду, тлели деревянные покрытия и балки. Одна из них с шумом рухнула. Если б не тонкая преграда из плотного тумана эктоплазмы, щепки, брызги пламени, фонтан искр долетел бы и до замерших в ожидании неминуемого. Призрак переждал самые «жгучие моменты» и медленно отступил к двери, пройдя прямо через людей.
Френсис вздрогнул и закрыл глаза, колючий холод пробирал до костей. На задворках сознания раздался испуганный вскрик Лауры. Дверь распахнулась, и тьма обезумевших мышей рванула прямо в дикие объятия пламени. Писк и запах паленого заставил молодых людей очнуться и броситься прочь.
Прыгая через порог, почувствовали, как острые языки неистовой стихии лизнули спины. Визг летучих мышей смешался с ревом пожара. Не чуя ног, молодые люди мчали не разбирая дороги. Зал, арка, угол, коридор, поворот, лестница и… тишина. Как отрезало. Остановились, с трудом переводя сбившееся дыхание, кашляя и растирая копоть по лбу; глаза болели и слезились, а руки заметно дрожали. Англичанин прислонился спиной к прохладной стене.
— Мыши сгорели вместе с Адамом? — Зачем-то уточнила девушка.
— Туда им и дорога. У тебя брови обгорели.
— У тебя тоже. Гордо саднит — здорово же мы надышались гарью.
Мужчина только рукой махнул. Чудо что вообще живыми остались. Рыжая попыталась оценить ущерб. Опаленные волосы, колтун на затылке. Ой. Откуда на лбу шишка? А ногти! Зря смотрела.
— Даже не думай впадать в меланхолию! На это нет времени. — Холодно предупредил англичанин.
— Сделай мне комплимент.
Френсис долго молчал. Взгляд стальных глаз, излучая скепсис, сначала остановился на черных подтеках на висках, потом на обожженных бровях, на припухших царапинах и кровавой корке на губах. Вздохнул и выдал.
— Кончик носа — выше всяких похвал.
Лаура удивленно скосила глаза, пытаясь разглядеть воспеваемый предмет.
— Почему только кончик носа красивый?
— Единственное чистое место на твоей замурзанной мордахе.
От обиды лицо девушки вытянулось. Парень фыркнул и, расхохотавшись, притянул сопротивляющуюся фурию в объятия.