³Сonfirmare – подтверждаю.
Глава 17
Глава 17.
Что чувствуешь, когда ныряешь в узкую черную бесконечную бездну? Это не страх, не ужас, а что-то другое, неописуемо кошмарное. Как не сойти с ума, когда не знаешь, жив ты или уже в Чистилище?
Лаура протиснулась в крысиный ход и сделала пару неуверенных движений. Нора оказалась настолько широкой, что девушка легко встала на колени. Густая темнота казалась осязаемой. Воздух спертый, влажновато-гнилостный. Каждый вздох неприятно царапает легкие.
«Где же Френсис?»
Это почти паника.
Англичанин тем временем замер в оцепенении. Там наверху, под неистовыми ударами прогибался люк, и осыпался мелкой крошкой кусок стены. Дверь треснула на несколько частей и застучала по ступенькам. Голубоватый туман смешивался со щепками, щебнем, пылью и оседал на каменные плиты, развороченную могилу и собственно на самого Френсиса.
Черная тень зловонным туманом медленно просочилась внутрь. Парень содрогнулся. Бежать, но… Голова кругом, тело онемело, кончики пальцев похолодели, а колени задрожали, точно на плечи обрушилась пудовая плита. Еще мгновение и… Знакомый запах асфодели¹ заставил прийти в себя. Татуировка на руке запылала огнем. Зашипев от боли, одним прыжком перемахнул через накренившуюся надгробную плиту и «рыбкой» нырнул в недра крысиной норы. Не успел это сделать, как тяжелая плита, балансирующая на краю могилы, с грохотом обвалилась.
Путь назад отрезан.
От пыли, песка и мелких камешков перехватило дыхание. Черная безвоздушная воронка едва не ввергла в пучины отчаяния. В висках застучало. Костлявая рука паники в железной перчатке сдавила горло. А ведь если впереди нет пути, то… Лучше не думать. Задержал дыхание, тряхнул головой и, досчитав до пяти, сделал маленький вздох. Еще один. Воздух спертый, тяжелый и влажный, но жить можно. От охватившего облегчения закружилась голова. Или сказывается недостаточное количество кислорода? Не все ли равно?
И как далеко уползла «рыжая»? Несмотря на запрет, продолжал так ее про себя называть. Глупое детское прозвище возвращало к истокам, к тому, что их связывало несколько лет назад.
Из размышлений вырвал грохот, земля над головой содрогнулась; дикий болезненный вой резнул по барабанным перепонкам. Серебряное распятие надежно держало кордон.
«Gratias ago Domine!»²
Френсис двинулся вперед и, уткнувшись в теплое, явно живое препятствие, невольно вздрогнул. Преграда взвыла в безумном ужасе и нервно задергала конечностями. Парень слепо отмахнулся.
— Расслабься. Свои!
— Идиот. – Испуганно пискнула девушка. — Чуть разрыв сердца не получила!
«Я тоже»
— Прости, но сложновато напевать или свистеть в таких условиях.
— Что так долго? Здесь темно и страшно. Щелкни зажигалкой.
Англичанин с грустью вспомнил о невосполнимой потере и деликатно промолчал. Лаура поняла правильно и горестно вздохнула.
— С другой стороны, как бы ты ее нес?
— Двигай.
Девушка неловко пошевелилась. От неудобного положения онемели плечи и шея. И не выпрямишься. Определять направление на ощупь сложно и неудобно. Подгоняло недовольно ворчание соратника и стимулирующее похлопывание по «куда попало».
Время и пространство под землей почему-то резко отличалось от надземного. Сколько прошло: час, четверть часа или минута? Сложно, невозможно, фактически нереально определить. Только от усталости подрагивали локти, кровавые ссадины на коленях, а спина раскалывается от непривычной резкой боли.
Ползли и ползли, а крысиный ход не заканчивается. С каждым поворотом нора суживается, мельчает. Вот уже невозможно встать на колени, вперед только ползком. Дышать становилось все сложнее. Френсис чертыхнулся, в некоторых местах плечи проходили с трудом. Чаще попадаются острые камни и корневища полные разнообразной живности. Лаура и не подозревала насколько оживленно тут, под землей. На лоб плавно спикировал кто-то длинный и осклизлый. Между пальцев противно чвякнуло. Осыпалась земля, и над ухом что-то таинственно зашуршало, защелкало и запищало. Френсис ругнулся в полголоса.