— Неведомо, откуда пришли, — говорили о них в народе, — демоны знают, в какой скважине и ухоронились.
XII. Бежит дорога от селения к селению
На исходе ночь. В небе звезды померкли. На зимней заре стал вычерчиваться острый тын вокруг воеводского двора. Тихо… Только лошадь с торбой на храпе перетирает с хрустом на зубах своих овес да свистит носом малый, зарывшийся на розвальнях в сено. А наверху, в воеводских хоромах — должно быть, в ставне оконном, — глазок; в глазке — огонек.
Димитрий, взъерошенный, недоспавший, в накинутой поверх исподников комнатной шубе, сидит на скамье, убрав и ноги под шубу, на красную бархатную перинку.
— Бились мы с тобой по рукам, Акилла?.. — говорит зевая Димитрий.
— Бились, государь, — отвечает сурово Акилла, навалившись одной рукой на клюшку, а другою поправляя кушак поверх красного сукмана[46].
— Обещались мы польготить черному люду… А и ты обещался нам служить и прямить.
— Обещался, государь.
— Наказ тебе даден, казна отсчитана, в деле том ты опытен. Весь ты готов?
— Все уготовлено, государь… Конь добрый, всякий харч, у крыльца в розвальнях — малый.
— Надежен он, малый? Верный ли человек?
— Племянник мой.
— Ну, и сослужите мне оба службу, ты да он. А и я не забуду вас.
Димитрий протянул руку Акилле. Старик подбежал, ткнулся бородой в его руку, обмахнул себя троекратно крестом и заковылял к двери. Воевода Рубец остался с Димитрием, а князь Иван пошел за Акиллою в сени.
— Попомни ж, — молвил ему князь Иван; когда они вышли на крыльцо, — не забудь: хворостининский двор на Чертолье у Ильи. Конюха Кузьму спросишь, от меня вестей передашь; скажи, воротится-де князь по весне, ужо воротится… Пусть он там всё… как и доселе… пусть за всем поглядит. Поживи у меня с малым. Я чай, в избах у меня найдется место и про вас.
Акилла покивал головой, растормошил малого своего и полез в розвальни.
— Едем, Нефед!
— Едем, батька!
И Нефед, спотыкаясь спросонок, пошел снимать торбу, продетую у лошади промеж ушей.
На взвозе были крутые выбоины, лошадь, храпя, оседала на задние ноги, широкие розвальни, накатывая на нее всею своею тяжестью, чуть и вовсе не валили ее с ног. Но за взвозом дорога пошла ровней; яркие полосы рассинились в утреннем небе; растрепанные ветлы пошли мелькать на голубом снегу по обеим сторонам. Только за гатью выскочили из-под моста двое конных, завертелись вкруг розвальней, размахнулись копьецами над Нефедом:
— Кто таковы? С чем едете? Ну-ко, слово-гасло[47] молви!
Акилла высунулся из-под вороха сена, глянул на всадников прытких — не то детей боярских[48], не то казаков — и произнес тихо:
— Спас сотвори сеть сатане.
Конные сразу унялись, перестали играть копьями у Нефеда над головою и двинулись обратно под мост.
— Ехать вам вольно; куда едете, езжайте… куда надобно вам.
Нефед дернул вожжи. Перемахнули розвальни через мосток, всползли на горку и съехали вниз на Бакаеву дорогу.
Бежит дорога эта от селения к селению. Завьется на Рыльск, растянется на Севск, повернет на Кромы. От Путивля до Рыльска на дороге то и дело ватаги Димитриевых людей; за Рыльском — это ведомо Акилле — годуновская рать. Не от всякого даже своего отбояришься одним словом-гаслом. И розвальни Акилловы, проехав по Бакаевой дороге малое время, заплели в объезд, проселками, стороной.
Акилла спит целый день в розвальнях под сеном. Нефед понукивает да покрикивает на быстро похудевшего за великую путину коня. А конь и сам, без плети и вожжей, бросается вскачь, заслышав волчий вой в окосматевшей от инея и снега чаще.
Не ко всякой ночи в пустынной этой стране доберешься до человечьего жилья. А и доберешься, глядь — вместо поселка погорелое место; вперемешку со снегом мусор да зола; по пожарищу разметаны кости человечьи. Это — Комаринская волость. За преданность Димитрию сожгли ее годуновские воеводы дотла, пустили «комаров» по ветру дымом…
Глядя на это, станет Акилла ругаться, и проклинать, и усы свои вытопорщит ежом; таращит и Нефед испуганно глаза свои на череп безносый у лошади под копытами; прядает ушами пугливый конь и вдруг как рванется и вынесет их за околицу враз! Там, у бугра полевого, распрягут его Акилла с Нефедом, насыплют ему овса в торбу и заночуют, оглядевшись на четыре стороны, на горячее зарево за горою и холодные звезды в небе.
46
Сукман — название различных типов одежды у славянских народов: в основном, это верхняя мужская распашная одежда из домотканого сукна типа сермяги.
48
Дети (или сыны) боярские — сословие, существовавшее на Руси в конце XIV — начале XVIII веков. В XVI–XVII веках дети боярские вместе с дворянами несли обязательную службу, за которую получали поместья и записывались в десятни по уездам, и составляли русскую конницу.