Князь Иван решил было уже снова тронуться в путь, но из копейщиков какой-то отставший выскочил из переулка и со всех ног бросился к монастырю догонять своих. Босоногий паренек, сидевший верхом на воротах, швырнул в него комом грязи и угодил немцу в шишак, начищенный кирпичом.
— Немец! Фря! Киш пошел! — защелкал на всю улицу озорник и соскользнул с надворотни во двор.
Немец остановился, потом бросился к воротам и замолотил по ним древком копья. Но никто на стук его не откликался. Немец набросился на ворота еще пуще, но как ни бодал он их и кулаком и медной оковкой на подножье древка, а дело его было проиграно. Поругавшись и поплевавшись, сколько стало в нем мочи, он кончил тем, что снял с себя шишак и принялся счищать с него грязь.
Князь Иван привязал конька своего к тыну и подошел к поджарому вояке, не перестававшему шипеть и ругаться.
— О, нечестивое племя! — брызгал немец слюною, теребя свой шишак и снимая с него грязь полотняным платком. — Злёй собак, свинья!..
У князя Ивана в седельной сумке валялся кусок войлока. Он достал его оттуда и подал разгневанному копейщику, чей платок уже не снимал, а только размазывал грязь по всему шишаку. И немец, все еще ворча, принялся работать войлоком, чтобы нагнать на свой шишак прежний блеск.
— Ты, друже, не сердись, — молвил князь Иван, потрепав солдата по плечу. — Ребят охальных повсюду довольно. И в ваших землях, чай, не помене будет? Ты как скажешь?
Немец зашевелил усами, словно таракан, и глянул презрительно молодому князю в лицо. Он даже бросил возиться с шишаком своим, а только мерил глазами князя Ивана, словно соображая, как бы ему одним щелчком сразить этого щеголеватого парня.
— Ну, ну, — добавил, улыбнувшись, князь Иван. — Зря ты раскручинился так…
Но негодовавший немец не откликался; он только усами шевелил да войлоком по шишаку ляпал.
На улице было тихо; где-то недалеко чуть поскрипывали возы; у монастыря нищие калеки тянули хором заунывную песню. Князь Иван кашлянул.
— Спрошу я тебя… скажи ты мне… умеешь ты грамоте?
— Грамоте?.. — отозвался немец. — Какой грамоте?
— Грамоте по-вашему… Читать книги печатные учен ты?.. — Князь Иван оглянулся. На улице не было никого; только за колодцем медленно выползали из овражка возы с сеном. — Книжица тут у меня одна… — молвил, совсем уже смутившись, князь Иван. — Что она?.. Не пойму я…
И он вынул из-за пазухи перемятую книгу, раскрыл ее и показал сердитому немцу. Тот ткнул в страницу нос, пошевелил усами и замотал головой:
— Нет, такой грамоте я не знаю.
Князь Иван свернул книгу и убрал ее обратно к себе за пазуху.
— Ну, прощай, — бросил он немцу и пошел к своему обгладывавшему тын коньку.
Но немец остановил его:
— Один минут, молодой человек! Ты иди к ротмистру Косс фон Далену. К нему все официрен ходят, разную грамоту знают… Всякие доктора, ученые люди…
— Куда, говоришь?.. Козодавлев?.. Это где же?
— Покровка-Strasse знаешь?
— Знаю.
— Церква погорели видал там?
— Видал.
— Там и спросишь. Там всякие официрен и доктор…
— Ну, спасибо тебе, — кивнул ему князь Иван. — Прощай!
— Прощай, — кивнул в свой черед немец и вдруг встрепенулся, нахлобучил себе на голову шишак и пустился во все лопатки к монастырю, откуда давно уже не слышно было ни грохотливых барабанов, ни заливчатых фаготов, ни ревучих труб.
V. Рыцарь Косс из города Далена
В Москве, на Покровке, за церковью Николы, на месте которой уже лет пять как торчали одни обгорелые столбы, раскинулся огороженный подгнившим частоколом двор иноземца Косса из славного города Далена. Ротмистр Косс, подобно многим другим товарищам своим, рейтарским[7] ротмистрам, копейным поручикам и мушкетерским майорам, жил в Московском государстве еще со времен осады Пскова Стефаном Баторием, польским королем. Неведомо по какой причине выехал однажды чуть свет рыцарь Косс из польского лагеря при Пскове и, проплутав изрядно по можжевельнику, которым обильно поросло здесь поле брани, кинулся через ручей и спустя полчаса стоял безоружный перед воеводой Андреем Ивановичем Хворостининым в полевом его шатре. Но в тот же день перебежчику Коссу возвращено было его оружие с позвякивавшим кошелем на придачу. Косс и этот кошель приладил к седлу рядом с другими кошелями и сумками, которыми обвешан был его конь. И все вышло так, как заранее рассчитывал рыцарь, ибо в этаких переделках бывал он не впервые и подобные случаи были ему за обычай.