Клавдий закрыл глаза и кончиками пальцев дотронулся до бинтов на лице. Почему-то он ожидал, что они будут теплыми и мокрыми, но они оказались сухими и прохладными. Запечатывали несоответствие эстетическим нормам.
Может, выйти из палаты и утопиться к хренам? Тамара, конечно, расстроится, но, по крайней мере, тогда она возьмет лодку и вернется в город, а если кто-то решит ей помешать — всадит ему в башку топор. Заодно проработает негатив. Вернется в реабилитационный центр и — если повезет — он не взорвется.
— Через семь месяцев при соблюдении всех условий и пятнадцать при соблюдении половины, — безмятежно продолжал Рихард, — ваш социальный рейтинг — вот это значение, Клавдий, посмотрите, пожалуйста, на меня — повысится вот до такого уровня. Понимаете, что это означает?
— Нет. Слушайте, я…
— Это означает, что вам вернут дочь под частичную опеку, то есть с ежедневными отчетами социальным работникам, а через полтора года, возможно, передадут под полную опеку. Успеете насладиться не замутненным эйфоринами подростковым бунтом. Будете выполнять вот эти пункты — регулярно ее навещать, ходить с ней на терапии и заниматься прочими социально одобряемыми вещами. И спонсировать организацию, которая ее заберет. Динамика социального рейтинга напрямую влияет на динамику семейного, при достижении вот такого значения здесь, это значение будет расти со скоростью… между прочим, у меня нет детей. Но я не поленился изучить всю эту дрянь, а вы не слушаете.
— Это какие-то несбыточные проекты. Знаете, сколько денег я отдал фондам по защите клопов?
— Вы дадите клопам что-то большее, чем ваши проценты с закрытых счетов. У меня есть решение, которое однозначно повысит ваш социальный рейтинг и заставит всех радоваться, что вы теперь такой красивый, а еще готовая программа, следуя которой вы вернете дочь.
— И чего вы хотите? — спросил Клавдий прежде, чем успел осознать его слова.
«Гершелл эгоистичный, циничный и безжалостный кусок дерьма», — прозвучал в ушах печальный голос Марш. Интересно, что она сказала бы о решениях и программах своего создателя.
— Во-первых я хочу должность консультанта и специалиста по развитию в компании, которую вы откроете. У меня тут свои программы по наращиванию рейтингов, и учтите, что через полгода после реализации программы я уволюсь, потому что вы больше не сможете позволить себе мои услуги. Во-вторых мне нужна вот такая сумма — смотрите, это бюджет, который понадобится на первоначальном этапе, вот это — создание имиджа, а это поддержание…
— Это все деньги со всех моих счетов, включая резервный, — Клавдий все еще не мог воспринимать его слова всерьез.
— Вам еще и квартиру придется продать и переехать в жилье поменьше, — пожал плечами Рихард. — Вот тут еще сумма, видите?
— И что это?
— Мой гонорар и компенсация расходов. Эти исследования и мониторинги далеко не бесплатно проводились, и, кстати, я платил взятки, чтобы вас не залечили до смерти. Они вот здесь указаны, в расходах на поддержание стабильного эмоционального фона и физического благополучия в коллективе.
Клавдий молчал. Ему хотелось думать, что Рихард от безделья, нереализованного стресса, вызванного переездом, а еще пустынного солнышка и общества Марш просто обезумел. А еще лучше считать его очередной галлюцинацией. Но, к сожалению, Клавдий был не настолько хорошо знаком со сферой маркетинга, чтобы галлюцинации приходили с такими точными расчетами и циничными формулировками.
— Все окупится. Скорее всего. Когда вам выдадут разрешение вернуть Тамару, у вас будет достаточно денег и новая квартира. А у меня антикварный коврик и примерно семь превосходных молекулярных копий образцов старой живописи. Мне очень нужен этот коврик, Клавдий, но в любой момент его уведет какой-нибудь любитель ретро интерьеров. А вам очень нужна дочь, но в любой момент ее вместе с топором найдет Поль или кто-нибудь из его подчиненных. Лучше бы вы, конечно, хотели коврик, но у всех свои причуды. Теперь-то вы будете слушать? Хорошо. Сначала вы должны позвонить Леде Морр…
Глава 18. Быть злодеем
Сначала Арто выбрала неуместно торжественный наряд, который Марш точно бы не одобрила. Воротник из гофрированного кружева был особенно вычурным, и Арто рассчитала, что это отличное решение — начать делать то, чего Марш никогда не сделала бы с воротника, который она никогда бы не надела. Потом она снова зачем-то начала считать, пошла бы Марш смотреть на операцию. Запуталась, сменила все тряпки на привычную вельветовую рубашку и черные брюки.
Она купила место рядом с Хельгой Соркин. Пришлось обратиться к Полю, чтобы аннулировал билет, который уже купил владелец мелкого конвента. Поль странно на нее смотрел, но Арто не принимала его странные взгляды как переменную в расчетах. Они обо всем договорились. И стоило признать, что расчеты изначально не имели смысла — слишком широкой была вариативность человеческих реакций и решений. Вносить в этот хаос еще песчинку взглядов Поля Арто не собиралась.
Расчеты про воротники имели столько же смысла, как и расчеты о том, позволила бы Марш Клавдию снять с нее рубашку. Арто так и не разобралась, относилось ли это к категории «настоящее», а когда спросила у Рихарда, он почему-то расстроился, пробормотал что-то про контузию и начал звонить Карлу Хоффелю. Это Арто тоже не стала анализировать, ее гораздо больше интересовала папка.
В день, когда Берхарду Колдеру должны были делать первую операцию, Арто первой заняла место за зеркальной стеной. На этот раз визуализатор прикрепили к спинке кресла, а не положили на сидение, и она решила, что ей нравится. Она поглаживала алый корешок папки, лежавшей на коленях, и не имитировала никаких эмоций. Сейчас ее лицо не понравилось бы Клавдию — у нее был пустой взгляд и неестественно застывшая мимика. Она даже не моргала.
— Ты можешь отдать ее прямо сейчас, — раздался рядом безмятежный голос.
Арто могла узнать, кто говорит, не оборачиваясь и ничего не спрашивая. Но она сыграла честно — вздрогнула, изобразила раздражение, обернулась и, фыркнув, крепче прижала к себе папку.
— Не могу, — огрызнулась она.
Рядом сидела женщина, которую она видела раньше, но очень, очень редко. Высокая, черноволосая, полная и немолодая. По общепринятым классификациям скорее красивая, чем отталкивающая, и скорее располагающая, чем тревожащая. Клавдий точно одобрил бы ее аватар. Он бы анимирован лучше, чем аватар Арто.
Если бы Арто была человеком, она сказала бы, что перед ней сидит постаревшая Хенде Шаам, которая каждый день ела фисташковое мороженое.
— Почему? — ласково спросила она. — Зачем снова превращать все в шоу?
— Я еще при жизни устраивала замечательные шоу. Никак привычек не оставлю, — ответила Арто, прикрыв глаза. — Ты… выглядишь приятнее, чем обычно.
Женщина тяжело вздохнула. Медленно поправила волосы. Арто равнодушно наблюдала, как сползают к локтям широкие шелковые рукава ее халата. Как тяжело звенят браслеты — десятки индивидуальных вперемежку с широкими золотыми и толстыми браслетами-цепями. Арто заметила на некоторых браслетах шипастые серебристые конструкции, похожие на рыбьи скелеты. Прежде, чем женщина опустила руки, индивидуальные браслеты, мигнув, сменились. Золотые остались неизменными.
— Спасибо, — наконец сказала она. — Абрахам хотел оцифровать меня в молодости, но потом отказался.
— Абрахам Шаам? — усмехнулась Арто. — Предок Айзека, про которого он вечно бормочет, что тот был дурак и растратил какие-то невероятные деньги?
— У нас с Абрахамом никогда не было невероятных денег, — улыбнулась она. — Могли быть. Но тогда мир еще был злее, и люди убивали друг друга… проще. Не приходилось изворачиваться, как твоему другу Полю. И обманывать, как твоему другу Клавдию, — голос стал укоризненным.
— Поль мне не друг, он собирается меня убить, — пожала плечами Арто. Вновь повернулась к стеклу. — Клавдий мне тоже не друг, у нас с ним токсичные отношения, основанные на сталкеринге, взаимном шантаже и редких эпизодах влечения, компенсирующего непроработанные травмы. Операция скоро начнется. А людей нет.