…
— Клавдий? Клавдий, надо просыпаться…
— Уже? — хрипло спросил он. Попытался открыть глаза, надеясь, что черная ткань на лице защитит его от света. Ничего не получилось.
Орра больше не давала ему наркотиков. Это означало, что единственным способом не чувствовать боль, стал сон. Сейчас он лежал на дне абры Айзека, положив на лицо шерстяную рубашку. Мягкий ритм волн не успокаивал, а вызывал тошноту. Солнце тоже вызывало тошноту. Нужно будет переехать куда-нибудь на север. Чтобы целыми днями шел дождь, и еще иногда снег валил.
Вот это было бы хорошо. Снег.
— Он убьет меня через пятнадцать минут, а через час пойдет искать Тамару. Нужно просыпаться, Клавдий.
Марш говорила равнодушно. Клавдий не надевал очки и не давал разрешение на прием тактильных и ольфакторных сетевых данных, но точно знал, что она сидит рядом, вытянув ноги. Он прижимается виском к ее бедру. Ткань ее брюк гладкая, а духи холодные. Дымом пахнут и снегом.
Ей осталось жить пятнадцать минут. Наверное, она рада.
Он открыл глаза и снял с лица рубашку. Марш действительно сидела рядом и у нее действительно был совершенно отрешенный вид.
— Колдер умер восемь минут назад, — сказала она.
— Быстро? — Клавдий прижал к горлу модулятор, но тут же опустил. Для связок плохо, нужно учиться говорить без него.
Марш все равно его поймет.
— Нет.
— Ты могла… сделать это по-другому?
— Да.
— Спасибо.
Клавдию больше нечего было сказать. Он был почти уверен, что Марш пощадит этого человека, хотя бы ради памяти того, чью историю он украл. Но Рихард не потрудился научить ее решать этические дилеммы.
— Мне куда плыть-то, ребята? — спросил Айзек.
Он сидел у носа абры, у самого края навеса, и чистил бурый гранат. На дно лодки сыпались блестящие темные зерна.
— К Гершеллу, — прохрипел Клавдий, снова опуская на лицо рубашку. Не глядя нашел руку Марш и сжал ее пальцы. А может, ему только показалось.
— А Гершелл сказал тебя в город везти. Думаете, мне нравится туда-обратно вас таскать? — горестно вопрошал он, заводя мотор.
— Думаем, нам насрать, Айзек. — В голосе Марш по-прежнему не было эмоций. Клавдий разрешил восприятие тактильных данных, и ее рука вдруг стала ледяной.
— Знаешь, почему ты ей понравился? — безмятежно спросил Айзек, не глядя на Марш. — Потому что бабы любят все плюшевое. А ты наполовину из ваты состоишь.
Айзек даже не дернулся, когда сквозь его голову пролетел фарфоровый панцирь.
Клавдий машинально потянулся к повязке на боку, под которой действительно был объемный тампон, пропитанный анестетиком.
— Хочешь такой же? — предложил Клавдий. Другой рукой погладил теплое лезвие.
— Обойдусь. Ты стоять-то можешь? Давай все-таки в город, а эти там уж как-нибудь без тебя?
— Я сам. Мне надо забрать Тамару. И я здесь никому нихрена не верю, вы хитрожопые, подлые, самовлюбленные ублюдки.
— Сам-то, — обиделся Айзек.
— И сам, поэтому и не верю. Когда будем на месте?
— Через двадцать три минуты, — мстительно сообщил Айзек.
Клавдий снял с лица рубашку и медленно поднял глаза.
— Я так хочу, — сказала Марш.
Он держал ее за руку, а за бортом абры лениво плескалась теплая голубая вода.
…
Рихард смотрел на Поля не отрываясь вот уже двадцать минут. Наблюдать за человеком, работающим с визуализатором было довольно увлекательно — Поль брал что-то кончиками пальцев, осторожно, будто ловил бабочек за крылья, потом разводил большой и указательный пальцы, клал сверху ладонь другой руки и с видимым усилием отводил ее в сторону. Будто растирал бабочек по какой-то поверхности. Все это время он не останавливаясь что-то бормотал, и Рихард не мог понять, на что это больше похоже — на ругательства или молитву.
Пистолет, заткнутый за ремень, был тяжелым и теплым.
Арто сказала, куда отправлялись люди, которым Поль был особо благодарен за помощь. Рихард на особую благодарность не надеялся, но лучше не надеяться на нее с пистолетом, чем без него.
Арто сидела на полу рядом с Полем и сжимала в ладонях фарфоровый черепаший панцирь. У нее были синие глаза — перед смертью она не изображала Марш. Рихард знал, что должен что-то ей сказать, но никак не мог понять, что именно.
Рихард рассеянно гладил уши псу, положившему голову ему на колени и думал, как хорошо, что он запретил лабору имитировать слюноотделение. Еще думал, что вот сейчас Поль убьет Марш, и ее можно будет собрать заново, но второй раз он такую глупость не сотворит, потому что это изначально была ошибка. Думал и сам себе не верил.
Просто новый помощник не будет Арто, которая прожила все эти годы и совершила все эти ошибки. Арто никогда не станет Марш, а Арто-2 не станет Арто-1.
Пожалуй, это и были слова, которые нужно было ей сказать.
Вот что, когда Поль ее убьет, он, пожалуй, заведет себе еще лабора-попугая и научит его материться. Нет, лучше какую-нибудь тварь с щупальцами, которая будет кусаться и писать ругательства на стенках аквариума. Марш изначально стоило оставить в аквариуме.
А еще нужно будет позвонить Карлу Хоффелю. Сказать, чтобы вернул деньги за тот порошок.
— Готово, — сказал Поль.
— Вам предоставлена расширенная рабочая лицензия, — механически доложила Арто, а потом сказала уже по-человечески: — Я проверила, она надежная. Даже в центре адаптации не придерутся. Давайте заканчивать.
Рихард рассеянно погладил собачий нос и кивнул.
Может, он все же ошибается?
Марш только что убила человека — намеренно. И даже с изощренной жестокостью.
В ее карте из Младшего Эддаберга чернели от руки приписанные слова «эпизодические суицидальные настроения». Рихард не знал, почему Леопольд не стал это печатать.
— Гершелл?
— Да?
Теперь Марш не сидела рядом с Полем, который так и не снял очки. Рихард знал, что он уже зашел в его кабинет и смотрит настройки Арто.
— Расскажи про Леопольда.
— Ты сама все знаешь.
Он понял, о чем она просила. И отчетливо понял, зачем она об этом просила — Арто сомневалась. Хотела усилить «эпизодические суицидальные настроения».
— Я еще не принимала эти данные при расчетах.
— Скажите ей, она хотела бы знать перед смертью, — подал голос Поль, и Рихард решил, что пистолет все-таки придется использовать. — Вы очень небрежно сделали свою работу, Гершелл. Я ничего здесь не исправлю.
Поль осуждающе вздохнул и заткнулся, а Рихард понял, что ненавидит Хоффеля.
— Почему Леопольд решил мне помогать?
— Потому что он много лет занимался восстановлением рецептур лекарств, которые использовали в прошлом, — сказал Рихард. Посмотрел псу в глаза — они по-прежнему были печальны.
Хенде Шаам сказала, что все трое — Абрахам, Дафна и Рональд — отказались от прошлого, потому что считали, что тот, кто знает историю, обречен ее повторять.
Дафна предпочитала охранять свои города от прошлого, как маленьких детей хранят от жестокой правды. Аби создал условия, при которых люди вообще не задумывались о прошлом.
Интересно, знают ли историю в Старших городах? Рихард попытался вспомнить, как в детстве понимал прошлое и понял, что вообще о нем не задумывался. Или он давно забыл, о чем задумывался в детстве?
— Он восстанавливал рецепты почти вслепую, — продолжил Рихард. — Он тестировал образцы за городом, на мышах. Мыши обычно выживали…
— Ты знал?
— Да все знали, — пожал плечами он. — Мало ли какие слабости у людей, ну ходит мужик на свалку травить мышей, лишь бы на работу не тащил. У него случались смешные записи, например отчеты об использовании седативных препаратов. Это были самые счастливые и спокойные пятьдесят четыре мыши в мире. Две, кстати, сдохли.
— И что, потом он начал тестировать лекарства на пациентах? — Марш медленно растирала панцирь между ладоней и на пол осыпался белый пепел. — Пятьдесят четыре выжили, двое сдохли?
— Нет, он же не маньяк. Я не очень понимал саму суть его исследований — если он не отлавливал мышей с ментальными расстройствами, то выходит, он просто восстанавливал рецепты и проверял, насколько ядовитая получилась смесь.