На вытянутой руке Холмс довольно продолжительно подержал нагретый утюг над укрепленными в стоечках письмами, а затем убрал его из кабины. Дальнейшая процедура была обычной: пластинки опущены в проявитель, промыты, затем их погрузили в закрепитель, снова промыли и дали им высохнуть.
Отпечатков на бумаге Холмс не стал делать, сказав, что если будет в этом нужда, то это можно будет сделать и потом.
Аккуратно завернув полученные пластинки в бумагу, Холмс положил их в карман. Мы привели все в кабинете в первозданный вид и вышли из нее. Вудворд к Чезлвит с интересом взглянули на нас, но мы, мокрые от долгого сидения в маленьком замкнутом пространстве, только поблагодарили их и заторопились на чистый воздух. Когда мы проходили через цех, то многие рабочие, уже побывавшие у меня на приеме, здоровались с нами.
— Вы знаете, Холмс, — сказал я ему, когда мы пришли к себе, — что мне удалось прочесть в глазах этих рабочих?
— Очень любопытно, Ватсон!
— Они были приветливы, но усмешку свою подавляли: вот, мол, два образованных остолопа, которые самостоятельно простой утюг наладить не могут!
— Весьма возможно, — засмеялся Холмс, — и это к лучшему. Пусть считают нас олухами. Но давайте смотреть, что у нас получилось.
Текст письма, адресованного Барнету, выявился на пластинке, но в нем оказались пробелы. Холмс, как я видел, был этим очень доволен.
— Так и должно было быть, Ватсон. Письмо написано разными чернилами, хотя они и одного цвета. Они по-разному реагируют на невидимое инфракрасное излучение, которое исходило от разогретого утюга. Анилиновые красители его не задерживают, а берлинская лазурь для него непрозрачна. В этой тайнописи для нас имеют значение именно пробелы. Посмотрим, какие слова под ними кроются. Вот как это выглядит: «Радужные стекла принесли мне успех… Втянулся в игру и не знаю даже, как от нее отстать… Во втором… под третьим номером… мошка… Выскажись по этому поводу… Мне… обещали… оставить в полном покое».
Текст, не лишенный интереса. По какому вопросу предлагается высказаться Барнету? Что означает «мошка»?
Письмо влюбленного Коллинза к Керол Уайт не показало ничего интересного. Снимок с него не имел никаких пробелов в тексте.
— Дело в том, — сказал Холмс, — что в своей поездке в Лондон я побывал на ипподроме и навел там справки. Выяснилось, что лошадь Роза действительно фаворитка, но в указанное воскресенье она в бегах не участвовала по недомоганию, хотя была заявлена во второй заезд под третьим номером. Совершенно очевидно, что отправитель письма в этот день на ипподроме не был, но знал, в каком заезде должна бежать Роза. Цифры — второй (заезд) и третий (номер) — исполнены тайнописью. Они о чем-то сообщают адресату. Надо всем этим придется еще подумать, но задерживать письмо долее не следует. Я отнесу его Стоксу на почту, А письмо влюбленного пока еще придержим.
Стали приходить нуждающиеся в моей врачебной помощи. Их было немного, и прием не был продолжительным. Последним пришел к нам Чезлвит. Считая, что я уже освободился, он пригласил меня в «кают-компанию» сыграть партию-другую на бильярде. Я принял приглашение с благодарностью и уже собрался следовать за ним, когда меня придержал Холмс.
— Я надеюсь, доктор Ватсон, вы не слишком задержитесь там. Надо ведь как-то отметить день вашего рождения. Я пока все приготовлю к этому, а вы пригласите в гости сэра Чезлвита и сэра Вудворда.
До моего дня рождения было еще далеко, но я выразил признательность Холмсу «за хорошую память» и выказал надежду на то, что приглашенные окажут нам честь. В «кают-компании» мы встретили и Вудворда, которому Чезлвит сообщил о нашем приглашении. Я сыграл по паре партий с тем и с другим, заприметив себе, что они старались «не обижать» меня в мой светлый день.
Когда мы пришли к нам, то угощение и вино были уже на столе и Холмс с гордостью посматривал на нас. Хорошее вино расположило моих гостей к доверительному разговору.
— Как ваши «утюговые» эксперименты? — улыбаясь, спросил Вудворд.
— Да пока ничего определенного они не выявили, — ответил Холмс, — но они не были совсем бесполезными.
— Я вижу, — сказал Вудворд, — у вас возникли некоторые вопросы, которые вы не решаетесь нам задать. Не стесняйтесь, пожалуйста. Я так же, как и Чезлвит, посвящен в секрет вашей истинной миссии. Сколь трудно вам во всем разобраться, я представляю. Секретов, которых нельзя было бы доверить вам, я не вижу, ибо иначе бы вас не просили всем этим заняться.
Холмс был вполне удовлетворен этими словами большого специалиста и попросил его в общих чертах обрисовать то, что так беспокоило Стокса.
— Вы о просветленном стекле? Оно действительно имеет немаловажное значение, и крайне нежелательно, чтобы секрет его изготовления стал бы известен другим. Но я думаю, что выведать его совсем не просто. Надо знать сущность самого парадокса, по которому старое стекло по своим оптическим свойствам превосходит новое. За долгое время поверхность объектива претерпевает изменения. Силикаты с поверхности частично растворяются, оставляя тонкую пленку кремнеземистого скелета. Она и способствует улучшению качества линзы, но ее нет на новых стеклах. Погружением в слабые-кислоты (не буду уточнять — в какие) нам удалось добиться получения таких пленок. В отраженном свете ее можно заметить. Она может быть зеленоватой, синей или даже фиолетовой. Последняя лучше других. Процесс очень сложен. Режимы — температуру, концентрацию надо выдерживать очень точно. Даже зная всю технологию, ее не так-то просто освоить.
— Благодарю вас, сэр Вудворд, — сказал Холмс, — этого для нас вполне достаточно. Теперь относительно триплекса. Его кто-нибудь, кроме вашего завода, поставляет?
— Да, Бирмингемский завод, но его продукция в значительной мере уступает нашей. У нас сейчас, как вы знаете, не очень-то хорошо с этим. Мы предпринимаем изготовление триплекса из стекла другого сорта с зеленоватым оттенком. Это придаст большую светоустойчивость. Ацетилцеллюлоза, которой пользуются бирмингемцы, труднее буреет, чем наш целлулоид (нитроцеллюлоза), но она быстрее теряет свою прочность и перестает быть основой безосколочного стекла. Мы начали изучение поливинилбутираля, который, как мы надеемся, заменит и нитро- и ацетилцеллюлозу, но это исследование у нас пока ориентировочное, к чему оно приведет и когда именно, сказать затруднительно.
Ободренный такой расположенностью наших гостей, я тоже решил задать вопрос и спросил о поразившем наше воображение чуде — фотографии внутри стекла. Я сказал, что, скажи нам кто-нибудь, что такое возможно, мы ему определенно не поверили бы.
— Ну что же, — улыбаясь сказал Вудворд, — это действительно очень эффектно. Но, говоря откровенно, мы не усматриваем в этом какой-нибудь практической пользы. Это всего лишь шутка специалиста стекольного дела, не лишенного определенного таланта. Такая фотография кажется противоестественной, совершенно невероятной, так как не допускает возможности иметь светочувствительную эмульсию внутри стекломассы. Я уверен, что никто другой пока не сумеет приготовить такого стекла, ибо здесь наличествует исключительно точная рецептура, непростой и невероятно осторожный режим варки. Чтобы разобраться в процессе, необходимо располагать весьма определенными знаниями. У вас их, простите, нет. Я ограничусь самым простым и популярным объяснением. Вы заметили, что мы не только поставляем цветное стекло, но и много с ним экспериментируем в нашем отделении. От чего окрашивается стекло? От введения в стекломассу тех или иных элементов, в большинстве своем — металлов. На общий объем их затрачивается немного. Стекло, как вы уже знаете, не имеет кристаллической структуры, это вещество аморфное. При его застывании подвижность введенных в массу частичек ограничивается. При вторичном нагреве эти частички получают некоторую свободу передвижения, и они, встречаясь с себе подобными, образуют микрокристаллики. Они-то и виновники окрашивания стекла. Замечено было, что цвет некоторых стекол после длительного на них воздействия солнечного света становится более густым. Отсюда вывод: свет вызывает большую подвижность микрочастичек в массе стекла. Это привело к нашим экспериментам. Мы стали облучать такое стекло ультрафиолетовыми лучами — у нас есть такая установка. Обычное стекло как раз плохо пропускает их через себя. Поэтому мы разработали стекла, менее других задерживающие ультрафиолет, избавили исходную шихту от нежелательных примесей. Ввели в шихту светочувствительные примеси — соли золота, серебра, меди… Ввели также сенсибилизатор — вещество, повышающее чувствительность указанных металлов к лучам определенной длины волны. После экспонирования изображения в ультрафиолетовых лучах на такое стекло оно продолжает оставаться бесцветным, но после нагрева в нужном режиме, когда светочувствительные частицы, получив некоторую свободу передвижений, станут объединяться в облученных местах, образуя микрокристаллики, в нем появится изображение.