— Дьявол вернулся в свое гнездо, — сказал он, — и его духи, как мы имеем возможность наблюдать, опять заметались по ночному небу. Хорошо, что незаметно у них стремления к нашему жилищу, а то наши благочестивые хозяйки перепугались бы насмерть.
В середине следующего дня, как и предполагалось нами, от сэра Блекетта прибыл экипаж. Кучер поклонился нам и сказал, что нас ожидают в замке.
Ехать пришлось недолго. Сэр Блекетт приветствовал нас, стоя на ступеньках крыльца. Мы проследовали за ним в его покои. Рассматривали их с любопытством. Высокие потолки, старинная лепка, просторность производили впечатление, но трудно было отделаться от чувства какой-то мистичности. Мы оказались в большом зале. У передней стены высился орган.
— Это моя гордость, — сказал Блекетт, — он был совсем заброшен, и мне пришлось немало потрудиться и приложить усилий, чтобы этот инструмент зазвучал, как в прежние времена.
Он сел на орган и взял несколько аккордов. Мы внимательно слушали. Видимо, хозяин был когда-то незаурядным музыкантом. Зазвучала торжественная музыка, исполняемая хозяином. Это были хоралы Баха.
— Это мое наслаждение, — сказал сэр Блекетт, — отключающее меня от многочисленных забот, заставляющее на некоторое время забыть о несовершенстве всего земного.
— Вы великолепно играете, — сказал Холмс, — диву даешься тому, что вы не утратили своего умения, не имея постоянной практики.
— Конечно, мистер Холмс, прискорбно, что я не имею возможности отдаться музыке всецело. Когда-то мне прочили большую будущность в музыкальном мире. Однако этому было не суждено сбыться. Наследство, оставленное родителями, призывало меня заняться земными делами, и юношеские надежды пришлось оставить.
— Слушая вас, — сказал Холмс, — я вспомнил легенду о Бахе. Он как-то забрел в одну сельскую церковь, когда в ней не шла служба, но органист упражнялся в своей игре. Великий композитор попросил тогда разрешения что-нибудь и ему воспроизвести на органе. Музыкант разрешил — и слушал как зачарованный. А когда музыка окончилась, он воскликнул: «Это или дьявол, или сам Бах!»
Сэр Блекетт засмеялся.
— Благодарю вас, — сказал он, — за столь лестное сопоставление, но я его слишком недостоин. Мне не дотянуться даже до ступеней Баха, а на дьявола я, пожалуй, могу претендовать — такую я, кажется, приобрел репутацию, став владельцем этого поместья. Мрачную славу замка, все его таинственные легенды молва механически переносит и на его нового владельца.
Мы все дружно рассмеялись. Потом Холмс спросил Блекетта:
— Скажите, сэр, а как подается воздух в органные трубы? Неужели так же, как в старину? Ведь специальный человек во время игры органиста должен непрерывно качать мехи для того, чтобы трубы звучали.
— Так и было у прежних владельцев, но от такой архаичности я, естественно, отказался. При восстановлении органа я предусмотрел подачу воздуха из отдельного помещения, вне здания. Установлен моторчик, который при моей игре подает воздух в орган по трубе, проложенной вдоль стены, замаскированной, чтобы не портить общего вида старинных стен. Насторожитесь. Слышите отдаленный стук этого мотора? Сейчас я дам сигнал остановить его. Ну, теперь не угодно ли будет вам погулять со мной по парку?
Мы приняли это предложение с большим удовлетворением. Сэр Блекетт сопровождал нас, все поясняя, и нам казалось, что сумрак тенистых аллей, ведущих к замку, не устраняет его таинственность, но усиливает великолепие. В аллеях деревья и кустарники были ухожены, кое-где подстрижены, а несколько в стороне от них — производили впечатление дремучести и запущенности. Многие из деревьев имели весьма почтенный возраст. Шелестела листва, и кое-где слышались птичьи голоса, но все же было ощущение погруженности в тишину, ту самую, что так подействовала на нас в первую нашу ночь. От этих впечатлений мы с Холмсом почувствовали усталость и сочли благоразумным не злоупотреблять гостеприимством хозяина. Прощаясь с нами, он выразил надежду на то, что завтра мы вновь посетим его.
— Я должен принести вам свое извинение, джентльмены, за то, что не представил вас своей воспитаннице леди Джейн. Завтра я сделаю это, она сегодня несколько нездорова. Я надеюсь, мистер Холмс, что вы захватите с собой свою скрипку и помузицируете с леди Джейн. Она, конечно, будет очень рада такому партнеру. Во второй половине дня, если вас не затруднит, мы будем вас ожидать. Я извещу вас об этом просто. Как услышите органную музыку, то считайте, что вас с нетерпением ожидают.
Когда мы вернулись к себе, Холмс сказал мне:
— Я думаю Ватсон, что вы постараетесь найти момент, чтобы порасспросить леди Джейн о ее недомогании. Возможно, что ей потребуется ваш совет или даже врачебная помощь. У гостеприимного сэра Блекетта на это не должно быть никаких возражений, хотя не исключено, что он пользуется услугами прославленных врачей, если в них имеется нужда. Но так уж водится, когда гость в доме имеет медицинскую профессию, то считается невежливым не спросить у него совета.
Мне это было хорошо известно, и я согласился с Холмсом полностью.
Мы продолжали наслаждаться природой, прогулками своими все более осваивая местность. Приблизительно около двух часов пополудни мы услышали доносящуюся из замка органную музыку. Мы привели себя в порядок и пошли на этот музыкальный зов. Холмс бережно нес футляр со своей скрипкой.
Заметив нас, сэр Блекетт пошел навстречу и пригласил пройти в гостиную. При нашем появлении со стула поднялась девушка, совсем молоденькая, редкой красоты. Сэр Блекетт представил нас леди Джейн. Она улыбнулась нам, но в ее взгляде я уловил какую-то настороженность. Мое врачебное око не заметило у нее следов какого-нибудь недуга, но она была бледна к, как мне показалось, чем-то напугана. Холмс проявил галантность, начав разговор о музыке. Сказав, что он осведомлен о том, что леди Джейн также имеет к ней склонность, и будет польщен, если леди Джейн окажет ему честь исполнить что-нибудь совместно. Блекетт поддержал его в этом, и она проводила всех в свою комнату, где стоял прекрасный рояль. Холмс достал свою скрипку из футляра, потрогал ее струны, потом наклонился к девушке и спросил, что бы хотелось ей исполнить. Девушка ответила и взяла аккорд на рояле. Холмс кивнул головой, и она начала. Через некоторое время вступила и скрипка. Играли они с вдохновением, и лицо девушки заметно оживилось. Мы с Блекеттом расселись на стульях и с удовольствием слушали исполняемые одна за другой мелодии. Преобладали больше минорные, но чувства в них было вложено много. Холмс наконец сказал:
— Леди Джейн, не будет ли у вас возражения против какой-нибудь музыки повеселей, а то я боюсь, что наши слушатели впадут в грустное настроение?
Леди Джейн согласилась, и они сыграли несколько бравурных пьес. Блекетт оживился и, заметив, что исполнители устали, предложил на этом остановиться и прогуляться с ним в оранжерею, которая, как он надеется, достойна нашего внимания.
Мы поднялись и последовали за ним. Леди Джейн составила нам компанию. По затемненной аллее мы прошли немного и оказались у входа в оранжерею. Там нас встретил крупный, мрачного вида мужчина с большой шевелюрой волос — садовник. Сэр Блекетт имел основание утверждать, что его оранжерея заслуживает внимания. Она была вместительна и содержала в себе самые разнообразные экзотические растения, которыми хозяин, совершенно очевидно, гордился.
Света и влаги в оранжерее было изобилие, уход за растениями не мог вызвать нареканий. Все было в идеальнейшем порядке. Чувствовалось, что садовник в своем деле весьма опытен. Ухоженность аллей свидетельствовала о его неустанной заботе. Наиболее эффектными в оранжерее были великолепные орхидеи и цветок Виктории Регин. Мы осмотрели все очень внимательно и с большим интересом. Сэр Блекетт улыбался, видя, какое чарующее впечатление производит на нас его детище. Он пояснял нам особенности какого-нибудь цветка, историю его приобретения и выращивания. Иногда за добавочными сведениями обращался к своему садовнику.