— Понял.
Два худеньких невысоких подростка, представители северных народов — военный патруль — в форме, в погонах, при кортиках ожидали офицера у входа в вокзал, по-мальчишески покуривая в рукав.
Денисов эскалатором поднялся на второй этаж, к телевизору. Зал этот был самым вместительным, сотни людей стояли и сидели, обернувшись к поднятому над головой экрану. Повторяли подробности исторического визита в Москву, но Денисов не остался у экрана, прошел в конец зала. Там располагался единственный официальный вход в комнату матери и ребенка — вверх по маленькой лестнице на третий этаж.
«С этого входа Злата вряд ли прошла…» — подумал он. Не менее двух десятков женщин каждую ночь ждали очереди к дежурной медсестре, выстроившись вдоль лестницы.
Мимо толпившихся у телевизора пассажиров Денисов снова пересек зал, боковой лестницей поднялся на третий этаж. Холл здесь казался узким, пустым, несмотря на мигающие огни видеосалона; детский буфет и несколько совсем примитивных игральных автоматов только подчеркивали неустроенность.
Глухая боковая стенка принадлежала комнате матери и ребенка, точнее, ее коридору. Коридор и зал разделяла стеклянная дверь. По другую ее сторону группами и в одиночку двигались счастливые обладатели номеров, детского питания, душевых и туалетов.
У этой двери поздно ночью свидетель — мать-одиночка Струева видела Гринчука, пробиравшегося по коридору…
«Потерпевшая ждала внизу, пока все улягутся, потом кто-то, с кем заранее была достигнута договоренность, минуя очередь у входа, через эту дверь провел ее в изолятор…»
Словно чтобы подкрепить его версию, по другую сторону двери мелькнул белый халат, щелкнул в замке ключ. Денисов пошел к лестнице, на ходу обернулся — кто-то из медсестер кратчайшим путем мимо игральных автоматов направлялся в буфет.
Гринчука привезли после полуночи. Плохо выбритый, старообразный, в суконном, несмотря на жару, костюме, в пластмассовых босоножках, он вошел в дежурку в сопровождении одного-единственного сержанта.
Для него это был добрый знак.
Появлению Гринчука предшествовал звонок из Управления:
— Поможете им взять билеты на завтра и уехать…
— Всем троим? — спросил помощник.
— Да. Сожительница сейчас в приемнике-распределителе. Вместе с ребенком. У ребенка поднялась температура. Не стали тревожить…
Кто-то в Управлении, по-видимому, основательно струсил в связи с незаконным задержанием.
«Вилов! Кто же еще…» — подумал Денисов.
Он взял трубку:
— В приемнике сейчас свидетель-женщина — Струева, с грудным ребенком. Ее-то зачем держать, если Гринчука отпускаете…
— Ничего не знаю, — отозвался дежурный по Управлению. — Указание полковника Вилова…
— Наверняка будет жалоба. И серьезная. Отец Струевой занимает довольно высокое положение…
— Пусть пишет!… — Дежурный захорохорился, но явно уже давал задний ход.
— Мы бы ее и отправили. Через час поезд. Иначе ей еще сутки ждать. Ребенок, жара…
— Сейчас узнаю. Если машина есть…
— Других двух женщин с детьми — свидетелей — ведь отпустили…
— С билетом поможете? — спросил Гринчук, едва Денисов положил трубку. Дух его был явно сломлен.
— А почему убежал? Почему не пошел в милицию, когда пригласили? Почему скрывался? — запальчиво повысил голос помощник дежурного.
— Привычка! Всю жизнь от вас бегал… — Гринчук несильно хлопнул себя по затылку. — Если б еще в башке мозги, не мякина…
— Если б мозги, — отходчиво сказал помощник. Разговор мог считаться законченным. — Будете с ним говорить? — Он обернулся к Денисову.
— Да, — Денисов показал на дверь. — Пошли.
— Далеко? — спросил старик.
— Тут рядом.
Гринчук оглянулся на помощника, но тот заметил успокаивающе:
— Иди. Все нормально.
На перроне продолжалась вечерняя вокзальная суета, которая должна была улечься через полтора часа — с окончанием посадки на тамбовский. На десятом пути, против дежурки стучала компрессорами пустая электричка.
Денисов вывел Гринчука на платформу. Прямо — по фронтону здания, за огромными буквами «МОСКВА», расставленными по фасаду, тянулись окна комнаты матери и ребенка, на некоторых шторы были отдернуты — там виднелись люди, в основном женщины, смотревшие на перрон.
Где-то погас свет, кто-то задернул штору. Гринчук, поняв, зачем он здесь, спокойно наблюдал жизнь за окнами.
— Смотрел отсюда? — спросил Денисов. — Жену свою видел?
Старик полез за сигаретой.
— Видел.
— Она была одна в комнате?
Гринчук взглянул на него сбоку.
— С сынишкой.
— Ты, наверное, обещал, что пройдешь к ней.
— Говорил.