В пользу изложенного мнения часто приводится тот аргумент, что сама организация культурной жизни получила в эллинистических монархиях столь широкий размах, который был невозможен ранее в политически обособленных полисах[53].
Изложенные взгляды представляются нам глубоко ошибочными. Конечно, материальные ресурсы Птолемеев или Атталидов были много больше[54], чем, например, средства Феофраста, возглавлявшего Ликей в Афинах в течение 36 лет после смерти Аристотеля в 322 г. Но вряд ли в кругах придворных ученых царили та простота и свобода мышления, которыми славились научные школы Афин и других центров[55]. Кроме того, нельзя упускать из виду, что и в эллинистической Греции ряд полисов сохранял значение первостепенных академических центров своего времени[56]. Из этих научных школ вышло множество крупнейших ученых, прославивших своими трудами эллинистические дворы.
Признавая справедливость замечания о меньших материальных возможностях науки в эллинистической Греции, мы считаем необходимым указать на то, что греческая интеллигенция обладала огромным духовным наследством, которого не имели новые центры эллинистической культуры. Назовем традиции всестороннего образования каждого имущего гражданина и беспрепятственного развития самых различных отраслей знания, благодаря которым интеллектуальная жизнь Эллады в V —IV вв. достигла высочайших пределов.
И еще один важный фактор, способствовавший успехам греческой науки в III—II вв: греческая культура продолжала свое развитие в условиях того же этноса и географической среды, что и прежде. Напротив, в эллинистических монархиях часть умственного потенциала должна была затрачиваться на преодоление различий между культурными традициями народов, которые входили в ту или иную монархию. Познание окружающей среды ставило перед учеными эллинами совершенно новые и разные задачи в Египте или в Малой Азии.
В заключение добавим, что ни в одной стране эллинистического мира разум человека не пользовался такой свободой от религиозно-догматического мировоззрения, какую продолжало сохранять рациональное мышление в греческом мире. Прямым результатом этого был расцвет многочисленных философских школ в эллинистической Элладе, тогда как в условиях монократических государств это оказалось невозможным[57].
ПОТЕРИ КУЛЬТУРНОГО ПОТЕНЦИАЛА ЭЛЛАДЫ В III—II ВВ.
Интеллектуальную деятельность образованных специалистов Греции в III—II вв. нельзя рассматривать без учета действия тормозящих факторов.
Не последнюю роль, особенно в первые 30—40 лет после македонского завоевания, играли политические, а также психологические мотивы. В тех греческих полисах, где особенно сильна была антимакедонская партия, успехи Филиппа должны были вызвать огромную моральную депрессию. Психологический шок, сказавшийся на творческих силах всего народа, был испытан и значительной частью интеллигенции.
В самом деле, в 338 г. Эллада пережила беспрецедентное событие — подчинение македонской власти. Народ, не знавший чужеземного ига в течение более чем 18 веков и успешно защитивший свою независимость от полчищ персидских царей в 490, 480 и 479 гг., теперь должен был признать верховную власть царя Македонии. Автократичная политика Филиппа в Греции была продолжена и значительно усилена Александром, добившимся в 336 г. в Коринфе введения ряда жестких мер, сводивших к минимуму автономию и автаркию эллинских полисов. И хотя в договоре Александра с греками провозглашались свобода и самостоятельность всех греческих государств, однако в этом же соглашении содержались правила, подрубавшие самые главные устои древней самостоятельности эллинского полиса[58].
Имеющиеся источники позволяют лучше всего представить реакцию на эти события в среде афинской интеллигенции[59].
В 337/6 г., всего лишь два года спустя после битвы при Херонее, афинские правоведы добились принятия комиссией номофетов специального закона, который карал смертной казнью всякую попытку установить тиранию или уничтожить демократию в Афинах. Этот же закон запрещал членам булэ в случае гибели демократического строя подниматься на Ареопаг или собираться в синедрион или решать какие-либо государственные дела. Нарушивший закон советник (а также его потомки) подвергался лишению гражданских прав, имущество нарушителя закона подлежало конфискации[60]. Этот великолепно сохранившийся государственный акт показывает, что демократическая мысль Афин быстро уловила опасность, которую таили замыслы политиканов, стремившихся к низвержению демократии, а также соглашательская позиция многих членов Ареопага. Активная борьба против демагогических уловок македонских монархов развернулась в полную силу. Уже в 335 г. автор Псевдо-Демосфеновой (XVII) речи «О договоре с Александром», анализируя действия царя и его уполномоченных, с полной очевидностью доказывал афинянам враждебность македонской политики по отношению к эллинам. Можно только удивляться той проницательности, какую проявили идеологи антимакедонской партии, подчеркивая принципиальную несовместимость идеи полисного государства с македонским владычеством[61]. Несомненно, здесь сказалась давняя богатая практика политической борьбы демократии и аристократии в Афинах. Опытные государственные деятели хорошо разбирались в сложной ситуации.
54
Правда, не все исследователи готовы признать широкое финансирование ученых в эллинистических монархиях. Серьезные и убедительные сомнения по этому вопросу высказал Г. Ллойд (Lloyd G. Ε. R. Greek Science after Aristotle. L., 1973, p. 2—6).
55
Достаточно вспомнить принципиальность Эпикура, доверившего значительную роль в своей школе рабу Мису.
56
В этих республиках ученые и преподаватели, работая по много лет, создавали солидные местные научные традиции. Из этих очагов знания образованность широко распространялась и становилась доступной значительному числу граждан. Тем самым умножался культурный потенциал всей страны. Особо заметим, что труд в Ликее ученого такого класса, как Феофраст, помноженный на 36 лет его деятельности, должен был иметь исключительную эффективность для развития глубоких научных знаний.
57
Нам представляется весьма интересным вывод Г. Ллойда о политике Птолемеев в области науки, основанный на сообщении Филона Византийского. Ученый убедительно доказывает, что Птолемеи обращали большое внимание на необходимые им прикладные науки и лишь на те отрасли знания, которые могли принести им славу. Не каждый ученый мог получить покровительство этих венценосных меценатов. См.: Lloyd G. Ε. R. Op.cit., p. 4—5.
58
Называвшийся κοινή ειρήνη χαί συμμαχία договор постулировал незыблемость существовавших в полисах политических институтов и запрещал полисам производить передел земель, отпускать на волю рабов, возвращать на родину изгнанников или изгонять провинившихся граждан, а также осуществлять ряд других государственных акций без предварительной санкции созданного в Коринфе Союзного совета. См.: [Dem.] De foed. с. Alex., 10, 15, 16. Это было столь кардинальное нарушение исконной элевтерии и принципов автономии греческого полиса, что никакие экономические выгоды, вроде права свободного плавания, не могли смягчить утрату эллинов.
59
Острота восприятия происходивших тогда в Афинах событий тем более показательна, что македонские гарнизоны были поставлены Филиппом очень близко к Аттике: в Акрокоринфе, в Фивах и в Халкиде на Эвбее.
61
Характерно, что уже в 336 г. Александр пытался придать македонской гегемонии черты традиционности: после смерти Филиппа он обратился прежде всего к фессалийцам, убеждая их поручить ему оставленную его отцом гегемонию над Элладой (Diod., XVII, 4, 1).