Оба текста, позволивших точно локализовать Диму в современной Като-Ахайе, интересны не только сведениями о службе стратега в Сирии. Они помогают воссоздать настроения некоторой части эллинских интеллигентов, успешно вернувшихся из далеких стран: живя в достатке в своих родных местах, этот выдающийся военачальник с гордостью сообщает согражданам о своей деятельности и о тех династах, власть которых поддерживали его знания[95], его опыт и его мужество (но все эти события уже совершились, они в прошлом).
Можно полагать, что военная интеллигенция несла большие потери на чужбине, чем другие категории эллинских специалистов. Архитекторы, поэты, художники, артисты по характеру своих профессий работали в более стабильных условиях. Однако и на их долю выпадали испытания и крутые повороты колеса Фортуны.
Напомним сохраненную Плинием историю работы в 219 г. пелопоннесского врача Архагата, сына Лисания, который был первым чужеземным медиком, прибывшим в Рим. Ему был оказан горячий прием: Архагату дали квиритские права (jus Quiritiura) и для его работы государство купило большое помещение (taberna) на Ацилиевом перекрестке. Однако применявшиеся греческим врачом частые хирургические операции и прижигания отвратили от него симпатии: он получил прозвище «мучитель», а сами римляне стали неприязненно относиться и ко всей греческой медицине, и к остальным врачам-грекам[96].
Конечно, отношение римлян к эллинской интеллигенции в изучаемое время сильно зависело от международной политики. Поэтому враждебные эллинской науке поучения М. Порция Катона Старшего (234—149) и изгнание из Рима в 161 г. греческих философов и учителей следует объяснить не только личными качествами некоторых людей умственного труда, которые приезжали в Италию из Греции[97]. Борьба римлян за господство на юге Балканского полуострова, как и разногласия между отдельными группами внутри Рима, в значительной мере определяли неприязненное отношение к ученым эллинам, несшим иные формы культуры и новые знания.
Приведенные выше примеры позволяют представить, сколь контрастными были условия работы греческих интеллигентов в чужих странах. Преобладали, все же, очевидно, благоприятные обстоятельства, в противном случае поток образованных специалистов направился бы по иному руслу[98].
Эллинистические монархи привлекали к своим дворам в большом числе поэтов, музыкантов, артистов. Эти категории пользовались особым благоволением царей: эллины или развлекали самих династов, или воспевали их. Творчество их придавало особый блеск правлению того или иного монарха, поэтому их труд обычно оплачивался весьма щедро. Сервилизм приносил немалые выгоды более угодливым, но менее талантливым, что не могло не иметь отрицательных результатов. Особенно должны были страдать гуманитарные науки и искусства, развитие которых иногда зависело от личных вкусов и интересов правителей. Например, деятельность поэтов и историков часто была полностью подчинена политике той или иной династии.
Нельзя сказать, что в среде эллинской интеллигенции не встречались люди, сохранявшие достоинство и отстаивавшие свои принципы. Укажем хотя бы на известного уроженца Приены флейтиста и танцовщика Сострата, который служил у Антиоха I Сотера (281 — 261). По-видимому, это был человек сильной воли, глубоко переживавший несчастья своей родины: согласно традиции, Антиох I, устроив пир по взятии Приены, приказал Сострату исполнять на празднике танец Ελευθερία. Однако Сострат возразил царю, говоря, что его родной город потерял свободу и такой танец будет неуместен. Эти слова побудили Антиоха I даровать Приене свободу[99]. Не только Сострат, но и его сыновья пользовались расположением царя: они были возведены в ранг телохранителей — σωματοφυλακές[100]. Как известно, эта категория придворных находилась в тесных связях с царем и его семьей[101].
Эллинские артисты пользовались признанием и при следующих Селевкидах. Так, Антиох II (261—246), как сообщает Гегесанд, из всех своих друзей больше всего почитал логомима (импровизатора) Геродота и танцовщика Архелая[102].
Итак, можно с уверенностью утверждать, что образованные греки в эллинистическое время еще в большей степени, чем в предшествующие столетия, играли активную роль в жизни соседних стран. Но это интенсивное рассеяние кадров специалистов, способствовавшее славе греческой культуры во всем Средиземноморье, не могло не вредить концентрации научной деятельности в самой Греции.
95
В задачи нашей работы не входит изложение суммы знаний, требуемых для достижения определенной квалификации в той или иной интеллигентной профессии. Но хотелось бы отметить, что эллинистическая военная наука включала изучение очень многих дисциплин. Весьма поучительны замечания Полибия (IX, 12—21) о необходимости изучения геометрии, астрономии (которую историк называет астрологией, подразумевая знание движения всех небесных тел — Солнца, Луны и звезд), географии и многих других наук тому лицу, которое собирается быть военачальником. Несомненно, здесь историк излагает общепринятые тогда требования.
97
Как изменилось воззрение римлян на эллинскую науку спустя 200—300 лет: даже сами римляне стали заниматься преподаванием греческого языка, как показывает эпитафия Домиция Исквилина, учителя греческой грамматики, умершего в возрасте 101 года (Dessau. ILS, N 7766).
98
Надо заметить, что в греческом мире образованные специалисты издавна пользовались большим уважением. Сошлемся хотя бы на то, что Дионисий Старший в 399 г. в Сиракузах щедро задаривал военных инженеров, механиков и судостроителей (Diod., XIV, 41—42). Эллинистические монархи в этом смысле могли следовать уже хорошо известной и проверенной практике.